Он не отпускал мои запястья, даже когда я уперлась локтями в колени и положила голову на ладони, массируя виски. Он ждал, пока я подберу слова, что оказалось сложнее, чем я думала.
— Мне неловко.
— Почему?
— Потому что я видела, как Виолетта Ли и принц Каспар Варн… спали вместе.
Как разжавшийся капкан, он отпустил мои запястья, и я еще глубже спрятала голову в ладонях.
— Виолетта Ли? — пробормотал он. — Но как? Ее же чуть не изнасиловали всего несколько недель назад. Ты уверена, что это была она?
— Да. Я была так близко, что ни с кем бы их не спутала.
У меня снова стало щипать глаза, и я еще сильнее зажмурилась, находя в глубине своего сознания коробку и пытаясь спрятать в нее увиденное. Но у меня ничего не выходило. Все это было отвратительно и извращенно. И так же подробно, как порнофильм. Я злилась на судьбу за то, что именно это видение Виолетты Ли было столь четким, а не размытым, как прошлые. Я чувствовала все. Видела части мужского тела, которые не видела никогда раньше. И видела ее. Я слышала каждый звук. Каждый стон. Я чувствовала на ее коже кровь и пот, и еще что-то. Я была там вместе с ними до тех пор, пока она не закричала и не потеряла сознание, а он упал и, хотя она и была не слишком миниатюрной, чуть не раздавил ее, а потом зарычал. И я очень надеялась, что это было рычание вампира, не мужчины.
А потом я очнулась. Я неистово мыла руки мылом, полоскала рот соленой водой. Но смыть эти ощущения все не получалось. До меня дотрагивались, и там, где я во время видения чувствовала прикосновения, я осыпалась, словно пепел. Мои ладони горели огнем.
Я качнулась вперед и услышала, как металлические ножки стула скрипнули по керамической плитке пола. Он поймал меня и прижал, скорчившуюся, к себе. Сквозь звон в ушах я слышала голоса Эдмунда и Фэллона. Я уткнулась в ямку между его шеей и плечом.
— Ты плачешь, — прошептал он, усаживая меня на пол. Моя голова осталась на его плече, а большими пальцами он вытер мои влажные щеки.
— Это все из-за лука, — пробормотала я, не открывая глаз, пока у меня стучало в висках.
Он сдавленно хохотнул, его плечи и руки на несколько секунд напряглись, и я почувствовала крепость его мышц.
Я услышала звук текущей воды и отстранилась бы, если бы у меня были на это силы. Вместо этого я заставила себя открыть глаза и увидела Эдмунда, который стоял на коленях со стаканом воды в руке.
— Выпейте, — сказал он, но мои руки не двигались.
Он воспринял это как знак того, что стакан нужно поднести мне к губам. Фэллон поддерживал мою голову, пока я пила. Стало легче. Прохлада воды помогла приглушить стыд и тот огонь, что горел в некоторых частях моего тела. У меня начало проясняться в голове. Я уперлась рукой в пол, выпрямилась и попробовала встать. Оба положили руки мне на плечи.
— Я не немощная, — пробурчала я, пытаясь сбросить их руки и используя стол в качестве опоры.
— Что вы, что вы… — согласился Эдмунд.
Из-за того, что они оба, приговаривая, так суетились вокруг меня, я почувствовала себя ребенком, который впервые пытается встать на ноги. Старший из мужчин поднял стул с пола. Они делали все это каждый сам по себе, и на какое-то мгновение мне показалось, что глаза Фэллона позеленели, когда он посмотрел в сторону своего телохранителя — точнее, моего телохранителя, — и все же им удалось усадить меня, дать мне воды и договориться, что Фэллон поможет с приготовлением пиццы, так как мне нужно поесть. К последнему Эдмунд отнесся весьма скептически, но я недостаточно внимательно слушала их короткий обмен фразами, чтобы понять, в чем было дело. В конце концов он отправился в гостиную с газетой.
Я посидела еще несколько минут. Фэллон в нерешительности стоял и ждал. Я встала и принялась за помидоры, а он продолжал стоять. Я вздохнула, достала миску с тестом из дальнего угла и поставила у противоположной от себя стороны стола.
— Раскатай его. Нужно готовить две пиццы, если Ричард будет есть с нами. Скалка в ящике позади тебя.
Ее он нашел без проблем, а потом, как будто разворачивал пакет со взрывчаткой, снял полотенце с миски. Какое-то время он смотрел на тесто в недоумении, а потом пошел мыть руки. К тому времени, как он выложил на стол тесто (которое вытянулось вниз, когда он стал поднимать его), я успела нарезать помидоры и достала веганский сыр, чтобы натереть его. Пока я стояла спиной, он начал тесто раскатывать. Я чуть не уронила сыр на пол, когда увидела, что он делает.
— Стой! Нужно присыпать мукой!
Я поспешила к противоположной стороне стола, усиленно моргая, чтобы избавиться от головокружения, и выхватила у него скалку. Тесто, разумеется, прилипло и теперь толстыми полосами тянулось от стола к скалке.
— О, не удивляйтесь! — крикнул Эдмунд из соседней комнаты. — Толку от него никакого. Он до пятнадцати лет и шнурки не умел сам завязывать.
Глаза Фэллона полностью порозовели. Он не моргая смотрел мимо меня, а я тем временем протиснулась между ним и столом, чтобы он больше ничего не натворил.
— Эдмунд, ты уволен! — прорычал принц.
Его слова практически заглушил шелест газеты.
— Приятно знать, что вы так же высоко, как и я, цените нашу дружбу, Ваше Высочество, — послышался жизнерадостный ответ.
Что-то проворчав, принц отвернулся, и выражение его лица было таким удрученным, что у меня не осталось сомнений: Эдмунд так же легко поддевал его, как и меня. Телохранитель явно знал все больные места сейджианских подростков-аристократов.
Я старалась не встречаться с Фэллоном взглядом, потому что радужки его глаз все еще были цвета фуксии, что росла у нас за окном кухни, — я не хотела смущать его еще больше. Поэтому я занялась спасением теста, отдирая его, насколько это было возможно, от стола. Он помогал мне, делая то же самое со скалкой. Собрав тесто в два шара, я протянула руку, чтобы открыть стоявший рядом пакет муки, который тут же порвался и выпустил белоснежное облако прямо в лицо принцу. Прошло несколько секунд, прежде чем мука осела и картина прояснилась. Только когда Фэллон начал откашливаться и воздух вокруг него стал прозрачным, я увидела, что он похож на плохо загримированное привидение на Хэллоуин: кожа его была белой, волосы — серыми, а из-за того, что мука собралась в уголках глаз, они казались выкатившимися из орбит.
— Прости… меня, — выдохнула я, разрываясь между смехом и чувством растерянности. Не годилось посыпать принцев мукой в кухне!
Схватив кухонное полотенце, я смахнула муку с ресниц принца, а потом начала усиленно растирать его щеки. Он молча позволил мне закончить, нахмурившись и глядя в пол, на котором в муке видны были отпечатки наших ног. Я нервно раскачивалась на пятках.
Он взмахнул рукой — я восприняла этот жест как попытку остановить нескончаемый поток моих извинений, — но потом почувствовала легкую волну тепла и поняла, что он убрал всю кухню.
