Когда она проснулась, Алексей сидел у подоконника на мешке с песком, уронив голову на скрещённые руки. Из-за окна доносился негромкий скрежет и подвывание.
– Поешь, – сказал Алексей, не оборачиваясь.
Саня подошла к нему, встала за плечом.
Звуки издавали две грязно-голубые шерстистые птицы с длинными голыми шеями. Они сидели на вершине оплетённого паутиной дерева.
Давясь от отвращения, она сжевала несколько кружков всё той же жирно-мучнистой салями. Отпила из бутылки пива треть. Вытерла горлышко и забила на место жестяную крышку.
До перехода в следующий мир было ещё километров пятнадцать.
Когда они со всеми предосторожностями забрались в странно холодную машину, когда Алексей прогрел мотор и тронулся с места, медленно и осторожно, Саня спросила:
– Алёш… а вот то место, где я жила – ему всё это тоже… угрожает? Ведь получается – с двух сторон…
Он сумрачно кивнул.
– Прости меня, – сказала Саня. – Я тут… вспомнила кое-что. Как вела себя. Я была дура. Последняя дура.
Он не ответил. Только вздохнул и чуть заметно улыбнулся – уголком рта.
И в этот момент они въехали в яму. Асфальт, только что целый, просел под передними колёсами…
Алексей ударил по тормозам. Саня выставила руки и упёрлась в панель. Что-то заскрежетало, загрохотало, машина клюнула носом. Удар по днищу. И почти тишина.
Алексей выключил мотор. Откинулся назад. Саня, скосив глаза, посмотрела на него. Он был бледен до синевы.
– Значит, так, – сказал он два вдоха спустя. – Потихоньку, очень-очень медленно – перебирайся назад. И замри там.
Она поняла. Тяжесть нужно переместить.
Буквально по сантиметру, откидываясь на спинку сиденья, она стала приподниматься и поворачиваться. Дотянулась до какого-то выступа, ухватилась – и змеёй скользнула назад, на резиновый коврик, выстилающий объединённое пространство салона и багажника. Узенькое заднее – "детское" – сиденье Алексей выбросил давно, почти сразу после покупки…
Потом Саня подтянула как можно более кзади оба рюкзака и длинный свёрток с мечом. Сама навалилась на них сверху, подобрав ноги.
Тогда Алексей чуть приоткрыл дверь и выбрался из машины. Она качнулась, но он надавил локтями на крышу – и так, перебирая локтями, прошёл назад и взялся за бампер.
– Теперь вылезай, – сказал он хрипло.
Саня открыла изнутри багажник и перевалилась через бортик. Достала меч.
– Тащи рюкзаки…
Она выдернула один – как морковку. Алексей взялся за лямки второго – и тут машина дёрнулась, что-то зашуршало и заскрежетало под днищем… рюкзак зацепил какую-то торчащую машинную внутренность…
Пару секунд Алексей удерживал за лямки рюкзака сползающую в провал машину. Он чувствовал, как вздуваются мышцы и трещат суставы. Потом – лопнул брезент.
Алексей повалился на спину. Из прорехи в рюкзаке выпали и раскатились готовые бомбы. Корма машины подпрыгнула и исчезла внизу. Оттуда донеслось возмущённое хрюканье. Алексей, не вставая, дотянулся до одной из бомб, вытащил зажигалку, поджёг фитиль и бросил бомбу вслед машине.
Рвануло глухо. Из провала вылетел клуб огня и дыма, потемнел и раскрылся зонтом.
– Обратно в дом, – скомандовал Алексей.
Саня стояла, глядя на него нерешительно. Потом нагнулась, чтобы собрать бомбы…
– В дом, – повторил он почти шёпотом.
Но похоже было на то, что отступать в дом поздно…
С десяток виденных вчера небольших чёрных зверьков, вблизи похожих не на собак, а на припавших к земле обезьян, быстро окружали их. Они даже не казались страшными, но изредка их пасти раскрывались, обнажая частые ряды длинных и тонких, как у глубоководных рыб, зубов. В передних лапах зверьки держали заострённые палки.
Алексей очень неторопливо поджёг фитили трёх бомб сразу и бросил их веером. Потом упал сам и придавил Саню.
Эти взрывы, слившиеся в один, были почти неслышны. Звук обратился в свет, в белую вспышку под черепом. Саня поняла только, что бежит быстро и сбивчиво и что её придерживает сильная рука. Она ничего не боялась. Сейчас всё могло кончиться, но и только-то.
Они успели влететь в дом, взбежать на второй этаж и закрыть перегораживающую лестницу грубую, наспех сделанную, но вроде бы прочную железную дверь. И тут же с той стороны в железо заколотили…
Мелиора. Родовое поместье Паригориев, сорок вёрст к северу от границы кесарской области
– Дядя Вандо…
Генарх обернулся. Ковыряя сапожками ковёр, стояли племянники Авид и Драган, погодки-сыновья любимой младшей – маленькой – сестры Здравины. Муж Здравины, тысячник Демьян Лампадион, пал девять лет назад в карательном походе на южан, так и не увидев младшего сына. С тех пор Здравина с детьми жила у брата, наотрез отвергая женихов.
– Да? – Вандо поднял бровь.
– Дядя Вандо…
–…а можно, мы пойдём…
–…в лучники? Мы…
–…хорошо стреляем…
–…а то дети конюха…
–…мы же не трусы…
–…правда…
Вандо долго смотрел на них. Под его взглядом оба смутились.
– Пойдёмте-ка во двор, – сказал он наконец.
Мальчишки переглянулись.
По дороге он снял со стены лёгкий птичий лук и колчан.
На высоком крыльце он остановился. Мальчишки сопели за его спиной. Коновязь была пуста. За стражницкой на площади сотники Кипарис и Малхей сгоняли многие поты с отроков. От кухни брёл старый седой мясоруб Зосима в своём неизменном кожаном фартуке. Увидев Вандо, он повернул к нему.
– Будь здрав, генарх! Хотел Клавдии доложить, так лучше доложу тебе…
– Постой, старик. Сейчас дело важнейшее.
Вандо не глядя протянул лук и колчан Авиду, старшему. Авид перекинул через плечо ремень, лёгким движением выхватил стрелу, наложил на тетиву. Повернулся на каблуках, поднял к небу уже натянутый лук. В небе плыл коршун. Отпущенная тетива рассекла воздух. Через секунду коршун забил крылами, потом сложился и комом стал падать. Раза два он пытался непослушными крыльями поймать воздух…
Авид, не сказав ни слова и не меняясь в лице, передал лук и стрелы брату. Драган сделал всё то же: перебросил ремень колчана через плечо, лихо выхватил стрелу… и вдруг замер. Вандо посмотрел туда, куда был устремлён взгляд мальчика. Над крышей конюшни взмыла и нырнула вниз крылатая и хвостатая чёрная тень.
– Стре!.. – крикнул кто-то, но Драган успел сам.
Чёрная тень рванулась было вверх – на фоне неба запечатлелся силуэт: змееобразное туловище и угловатые, как у летучей мыши, крылья, – но это было движение уже убитого существа. Крылья судорожно затрепетали, вывернулись – и непонятная тварь забилась в пыли посреди двора. Белое оперение стрелы дёргалось и раскачивалось, как маленькое знамя капитуляции.
