Он/она
— Доминик, реши уже наконец — да или нет?
Решить? Зачем? Он/она смотрит на себя в зеркало: помада, усы, тени, галстук… Отлично, именно так, и никак иначе. Он/она не собирается принимать решение. По крайней мере, не сегодня.
Ждём продолжения
Я взял сборник сказок и прочитал: «Жили-были король с королевой. У них не было детей, и потому они очень страдали».
Я пропустил несколько страниц — и вот что обнаружил:
«Жила-была бедная сиротка, которая мечтала о доме, где бы её приняли и полюбили как родную».
Увидев это, я стремглав помчался к королю с королевой и сказал им, что знаю девочку, которая, ручаюсь, больше всего на свете хочет иметь родителей. Затем я побежал к сиротке и сказал, что нашёл бездетных короля с королевой. Я уверил девочку, что они будут счастливы её удочерить.
— Это правда? — спросила сирота, не смея поверить в своё счастье.
— Это точно? — взволнованно спросили король с королевой. — А можно побыстрее?
Я всех заверил в успехе и назначил встречу.
А теперь я, затаив дыханье, жду продолжения. Надеюсь, будет интересно. Обычно истории, которые плохо начинаются, заканчиваются хорошо, подумал я. Но если всё начинается хорошо, то есть шанс, что закончится всё трагедией. Вселенским ужасом! Это было бы намного веселее, правда?
Еще одна трагическая история
В библиотеке на одной из полок толстая книга с красной обложкой вежливо спрашивает у своего соседа, тощего бледного заморыша:
— Бы вы меня, месье, могли не проконсультировать?
— Простите, но я вас не понимаю, — очень деликатно отвечает тощий сосед.
— Ах да, — презрительно говорит толстая красная книга, — я и забыла, что вы всего лишь роман и не умеете, как мы, словари, общаться в алфавитном порядке!
— Словарь! — возмущённо вскричал роман. — Скажите, пожалуйста, госпожа словариха, что вы тогда делаете в этой истории? Персонажами историй могут быть только романы!
Разобидевшись не на шутку, толстая красная книга всем своим весом навалилась на худенький бледный романчик.
— Все как кретин романы! — сказала она. — Вам докажу есть историю кровавую словари сочинить способные что я!
Картинка
Изображение без воображения. Я делала всё, о чем они просили. Я была такой, какой они хотели, чтобы я была. Картинка. Изображение без воображения.
Они меня сфотографировали и развесили по стенам. Так лучше продаются йогурты и тренировочные штаны.
Они вклеили меня в каталоги, чтобы выставить свои убогие модели вязаных вещей. Они поместили меня в журналы. В рубрику «Дети», прямо перед кулинарными рецептами.
Словно картинку.
Но ты вырвал страницу, и вырезал меня, и спас хотя бы от макулатуры и огня. Ты нарисовал мне усы и маленькие глазки, словно у китайца, а вокруг растушевал пальцами голубые тени. Ты покрасил мне волосы в розовый цвет и проколол мне правое ухо, чтобы вставить колечко.
Они бы меня не узнали.
А потом ты открыл окно. Подул ветер.
Картинка улетела.
Штуковина
Я проснулся с трепещущим сердцем и потными руками. Штуковина была здесь, под кроватью, живая и опасная. Я подумал: «Только не шелохнись! Она не должна знать, что ты проснулся». Я чувствовал, как она раздувалась, распухала и вытягивала одно за другим свои бесчисленные щупальца. Она разевала рот и распускала веером усики. Выслеживала добычу в час охоты. Я лежал как истукан, руки по швам, и старался не дышать, думая про себя: «Надо выждать пять минут. Через пять минут она уснёт, и опасность минует». Я считал секунды. В какой-то момент мне показалось, что кровать движется. Я чуть не закричал. Что происходит? Что будет? Она никогда не вылезала из-под кровати! У меня по руке пробежали мурашки, словно меня кто-то легонько погладил. Потом — ничего. Я продолжал считать, стараясь думать лишь о цифрах, которые проплывали у меня в голове: пятьдесят один, пятьдесят два, пятьдесят три… Прошло куда больше времени, чем пять минут. Я снова стал ровно дышать и постепенно успокаиваться. Но сердце билось очень быстро. Пульсировало так сильно, что я чувствовал его даже в ладонях. Я повторял: «Я не боюсь. Штуковина успокоилась. Её час позади».
Но этой ночью страх меня не оставлял. Он цеплялся за меня и сжимал мне горло. А в голове перекатывался туда-сюда один-единственный вопрос: кто такая эта штуковина? Штуковина, которая каждую ночь вздувается и растёт под кроватью, протягивает щупальца к невидимой добыче, но уже через несколько минут затихает.
Я досчитал до десяти, медленно протягивая правую руку к прикроватной лампе. На счёт десять я включил свет и перескочил на коврик как можно дальше от кровати. И что же я под ней увидел? Свои тапочки! Свои милые старые тапочки, которые я ношу уже около двух лет. Они мне теперь малы и кое-где порвались.
Я был разочарован. И расстроен. Я подумал: «Значит, нельзя доверять ни единой мелочи? Надо опасаться всего, даже знакомых предметов?» Я смерил тапочки пристальным взглядом. У них был совершено невинный вид, но меня не проведёшь. Я осторожно завернул их в газету, потуже обвязал верёвкой и бросил в камин.
Детективная история
Блоха разгуливала по подлокотнику кресла и встретила длинный светлый волос, который смотрелся в карманное зеркальце.
