А что касается ее грез, тех, что являлись ей по ночам… Ну, она, несомненно, не несла за них ответственность, ведь она не думала об Энтони в течение дня!
В общем, говорила она себе, майору нет места в ее мыслях. Она совершенно не тосковала о нем. И в ее мечтах совсем не было места желанию, чтобы он находился рядом с ней. Ну разве только в самом потаенном уголке ее сердца иногда тихо звучало одно слово.
Любовь.
«Это отвратительная мысль!» – окриком одергивала она себя. Она не могла полюбить майора. Как же, ведь она так старалась вызвать в нем предельное отвращение! Теперь он в Лондоне, наверняка высматривает себе невесту среди молодых красавиц. Она сама его туда прогнала. Она не может любить этого мужчину. Это стало бы для нее трагедией.
Придя к такому заключению, она снова переключалась на мысли о маленьких детях и старалась не замечать потайного уголка в своем сердце.
Так продолжалось до того дня, когда у нее начались месячные.
Вот кровь на ее белье, такая же очевидная, как солнце на небе. Маленькое пятнышко не стоило бы и внимания, но она ос знавала его значение. Это было началом менструации.
И она началась.
И София села писать, выводя буквы дрожащей рукой, послание для Керби, денщика майора, ожидавшего от нее вестей в гостинице. Ее записка получилась краткой и деловой. В ней говорилось следующее:
Обратитесь к моей матери по поводу поисков невесты. Я уверена, она сможет посоветовать Вам множество таких, которые будут соответствовать Вашим требованиям.
Подписав послание, она отдала его лакею, а затем повалилась на кровать и плакала так сильно, как никогда раньше в своей жизни.
Было уже далеко за полночь, когда Энтони вернулся в свою крохотную комнатку в стаффордширской гостинице, но несмотря на поздний час, Керби еще не спал, не запирая входную дверь.
В руке он сжимал небольшой конверт.
Энтони замер на пороге, сердце его бешено забилось в груди.
– Это…
– Да.
– Да?
– Э-э, нет. То есть я не знаю.
– Черт тебя побери!
Разозленный и обеспокоенный, Энтони выхватил письмо и вытащил листок из незапечатанного конверта. Он прочел послание. Затем еще раз. Потом еще.
Ругаясь, он швырнул его на пол.
– Что, черт возьми, все это значит? – вскипел он. – Ерунда какая-то.
Керби благоразумно промолчал. Однако Энтони все равно устремил на него свирепый взгляд. Видя, что ему не удастся вывести денщика из себя, он, повернувшись, направился к двери.
– Я сам с ней поговорю.
– В постели?
Майор резко обернулся.
– Что?
– Уже поздно, майор, захочет ли она говорить с вами в такое время?
Энтони подошел к окну и выглянул в кромешную ночную тьму.
– Нет.
– Тогда, наверное, будет лучше с утра.
Энтони отошел от окна, признавая правоту денщика. София наверняка уже крепко спит и видит сны, как она проведет жизнь в Стаффордшире в одиночестве. Без него. Без его ребенка.
Он с силой захлопнул дверь.
– Разбуди меня на рассвете, – сказал он.
Приглушенный ответ денщика невозможно было разобрать.
София проснулась с мигренью, от которой голова словно раскалывалась, и с безрадостными мыслями. Она ощущала себя бесполезным комом слипшейся земли. Меньше всего ей хотелось развлекать своих гостей. К счастью, почти все разъехались. Сплетня постепенно угасла, и, не ожидая ничего нового, Друзилла со своим супругом удалились. Также и некоторые другие им подобные сплетники, упаковав вещи, покинули графство. Задержались Перси со своей невестой, пользуясь случаем остаться наедине каждый раз, когда мать Лидии задремывала. Так же, разумеется, поступил и лорд Кайл, самоотверженно взявшийся ее развлекать. Вообще-то он был так мил, что она не могла его игнорировать, как ранее. Это было бы вопиющей грубостью с ее стороны.
Выбравшись из постели, она принялась за свой утренний туалет, хотя каждое движение давалось ей с таким трудом, словно она их осуществляла в воде.
– Вот, мисс, – сказала Мэри, расчесывая ее волосы. – Приложите это к глазам.
София молча взяла прохладную тряпицу, только сейчас заметив, как покраснело и опухло ее лицо от долгих рыданий. Боже правый, она не могла показаться Реджу на глаза в таком виде! И это после двух недель блаженного покоя… Несомненно, он заподозрит неладное, и это подтолкнет его к пониманию сути дела, поскольку человек он весьма проницательный. В конце концов она понадеялась на свои белила и на то, что яркое солнце скроется за облаками.
К тому времени, когда она спустилась вниз, ее дурное настроение достигло крайней степени беспросветности. А когда она открыла дверь столовой и увидела майора, спокойно сидящего за столом, ей уже было наплевать на всякие рамки приличия.
– Я не могу понять, почему, когда я думаю, что вы исчезли из моей жизни, Энтони, я каждый раз, спустившись, нахожу вас здесь, – резко высказала она ему.
Он поднял лицо, на котором лежала печать смущения, и София прикусила язык. Господи боже, что она такое сказала?
– Я… я прошу прощения, – запинаясь, пробормотала она, краснея от стыда. – Не знаю, что это на меня нашло.
– Чуть больше оживления, чем ты демонстрировала в прошедшие две недели, вот что, – ответила тетя, спокойно намазывая масло на гренку. – Но почему твое оцепенение выплеснулось таким ядом – это выше моего понимания.
Обернувшись, София удивленно заморгала. Она даже и не подозревала, что в комнате есть еще кто-нибудь. Оглядевшись, она, помимо тети Агаты, увидела еще Лидию, ее мать и Перси. Все они глядели на нее округлившимися глазами. Нужно было что-то сказать, но ей не приходило на ум ничего по-светски уместного или хотя бы вежливого. Вместо этого она снова обернулась к майору, и остальные присутствующие перестали для нее существовать.
У Энтони был совсем скверный вид, отметила она. Собственно, он выглядел изможденным. Кожа его приобрела сероватый оттенок, глаза превратились в узкие щелки, как будто он терпел мучительную боль.
– Вы опять ехали верхом, майор, – сказала она. – И, готова поспорить, много. Вы что же, в самом деле, не можете относиться к себе более бережно? Вы едва поправились от почти смертельной раны, и, напрягая вашу ногу…
Он лишь поднял бровь, и она в страхе потупила взор.
– София, – начал он прохладно, – я приехал поговорить с вами. Если вы…
– Всем доброго утра!
Взвизгнув от неожиданности, София чуть не налетела на стол, шарахнувшись, чтобы ее не ударила дверь, которую распахнул ворвавшийся в столовую лорд Кайл.
– О боже, дорогая моя, я не знал…
