– Вы видели пробы? – спрашиваю я его.
– Да.
– Ну и что?
– А то, что важна не только внешность, но и талант.
Мне хотелось дать ему пощечину, но нельзя было сжигать мосты. Иду за ним.
– Я буду сниматься в фильме бесплатно, если вы возьмете Валентину.
– Нет, даже если ты мне предложишь двадцать пять миллионов.
Я увел Валентину всю в слезах, отказавшись сниматься у Дольберга.
Жан пишет обо мне книгу. Чтобы не ошибиться в некоторых подробностях моего детства, он просит мои заметки. Опасаясь, что дружба заставит его нарисовать приукрашенный портрет, я вспоминаю обо всех своих недостатках. Он перепишет кое-что из этих заметок, опровергая их. Эту книгу можно рассматривать как завет: через Жана Маре рассматривается проблема актера вообще. Поэтому книга мне нравится. Кроме того, я горд и счастлив. Какой необыкновенный подарок мне сделал Жан!
Я снимаюсь еще в одном фильме режиссера Ива Аллегре «Чудеса случаются только раз». Главную женскую роль исполняет Алида Валли – красивая женщина, прекрасная актриса, мой хороший товарищ до того момента, когда снимали сцену поцелуя в открытой машине. После этого эпизода, который, как часто бывает в кино, мы повторяем не менее десяти раз, Алида продолжает оставаться очаровательной со всеми, но ко мне относится ужасно. Меня расспрашивают, но я сам озадачен и не могу понять, что я ей сделал. Кто-то высказал предположение, что она влюблена в меня. Но я знаю, что она любит своего мужа, он тоже здесь, с нами, она любит своих детей… Ситуация не улучшилась до конца съемок. На вечеринке по случаю окончания работы кто-то посоветовал мне пригласить Алиду на танец.
– Я не смею.
– Пригласи.
Я пригласил ее. И тут она призналась. Мой друг оказался прав. Но как я мог догадаться?
На вечере у друзей мы играли в игру «Скажи правду». Для меня она завершилась обедом с англичанином по имени Робин. Затем этот Робин пригласил меня в «Лидо», где танцует его друг. Я принял приглашение. Здесь я впервые увидел Жоржа Р. Робин повел меня за кулисы, познакомил нас. Жорж – американец, но его американский акцент не сильно выражен. Он не говорит по-французски, а я очень плохо говорю по-английски. Он чем-то похож на меня, но на тринадцать лет моложе. Держится со мной довольно холодно. Мы с Робином уходим, чтобы посмотреть вторую часть представления. После спектакля Робин простился со мной, и я остался один. Мне захотелось еще раз увидеть Жоржа, и я поднялся к нему. На мое предложение выпить по стаканчику он ответил отказом. Я очень плохо воспитан – я еще не привык, чтобы мне отказывали. Я стал настаивать. Наконец Жорж из вежливости согласился поужинать у меня на следующей неделе.
Ужин состоялся в моем плавучем доме. Гость подсмеивался над моим английским, я тоже. Он видел в Америке мои фильмы – «Вечное возвращение» и «Кармен», на которые его привел кто-то из друзей. Он признался, что только поэтому принял мое приглашение.
Несмотря на такое трудное начало, мы несколько раз ужинали вместе. Он не так давно во Франции, но у него уже есть близкий друг, француз, и он видел много спектаклей, балетов, фильмов. Видел он и «Орфея», фильм ему не понравился.
После ужина я подвозил его на машине в «Лидо», чтобы он не опоздал на спектакль, затем возвращался домой.
Как-то вечером, я уже лег спать, кто-то позвал меня с берега. Выглядываю. Это Шарль Р. Я пригласил его зайти. Мы разговорились, я спросил, счастлив ли он. Да, он счастлив.
– Да ты его знаешь, наверное. Ты был в «Лидо»?
– Это Жорж Р.?
– Да.
Я рассказал ему, как тактично Жорж говорил мне о нем, не называя имени. Я решил, что впредь буду избегать встреч с Жоржем.
– Почему? – спросил Шарль. – Вы похожи друг на друга. Наверное, это замечательно – видеть вас вместе.
Итак, я продолжаю встречаться с Жоржем. Однажды, ужиная на катере, он почувствовал сильную боль в области солнечного сплетения. Я вызвал врача. Не могло быть и речи о том, чтобы он танцевал в этот вечер и на следующий день тоже. Возможно, это лишь нервные спазмы, но может быть и что-то более серьезное. Врач запретил ему вставать с постели даже при условии, что я отвезу его в отель. И он остался у меня.
Он останется у меня на десять лет.
С Луизой Конт мы играем «Ринальдо и Армиду» в Руане. Она сказала, что П.-А. Тушар хочет, чтобы я снова поступил в «Комеди Франсез». Согласен ли я? Я попросил несколько дней на размышления.
Жан только что написал новую пьесу – «Вакх». Перед тем как приступить к работе над пьесой, он рассказал мне ее сюжет. Меня смутил юный возраст персонажа, и я сказал ему об этом.
– Ему двадцать девять лет, – ответил он.
Мне тогда было тридцать шесть. Возможно, на сцене я смогу выглядеть на двадцать девять… Но, когда Жан прочитал мне пьесу, хотя он и указал там возраст Вакха, написанная им роль подходила скорее девятнадцатилетнему юноше. Кроме того, он хотел, чтобы брата девушки играл Эдуар Дермит
[35]
. Мне очень нравился этот друг Жана, но не как актер. Во время турне по Среднему Востоку мне не понравилось его исполнение. Зная себя, я понимал, что на репетициях не сдержусь и выскажу свое мнение вслух. Я хотел избежать этого.
Я спросил Жана, что он думает о сделанном мне предложении поступить в «Комеди Франсез». Он ответил:
– Трагический актер и герой становятся редкостью. Ты соединяешь в себе обоих, ты той же породы, что Муне и де Макс. Не скажу, что ты на них похож, но, как и они, ты лишаешь роли их условности. Ты любишь только хорошие тексты, ты должен поступить в этот театр.
В фильме «Орфей» по сценарию Жана Кокто
Мы больше не говорим о «Вакхе». Я предполагаю, что Жан отдаст пьесу в «Комеди Франсез», тогда я буду в ней играть. Если же он не отдаст пьесу в «Комеди Франсез», тогда я не смогу в ней играть. Таким образом, дружеские чувства Жана не будут подвергнуты испытанию.
Пьеса была поставлена в театре «Мариньи» Жаном-Луи Барро. Через неделю репетиций он попросил заменить Эдуара Дермита. Барро уж никак нельзя было обвинить в предвзятости.
Костюмы и декорации Жана Кокто были замечательны, постановка Барро – просто великолепна. Жан Десайи, на мой взгляд, как и я, слишком стар для роли Вакха, и внешность его не идеальна для этой роли. Но он очень талантлив, что гораздо важнее. Все исполнители играли безупречно. В то время я снимался в Жуанвилле. По дороге в театр «Мариньи» путь мне преградил густой туман… Определенно, даже природа хотела помешать мне стать свидетелем реакции Франсуа Мориака! И все же я приехал вовремя и посмотрел спектакль. Пьеса была на высоте. Вера кардинала бесспорна, так же как и его желание спасти Ганса для вечной жизни. Франсуа Мориак поднялся до окончания спектакля, заявив во всеуслышание, что это кощунство, и покинул театр.