Наверное, сегодня в моих интересах было бы на этом остановиться, текст речи не приводить, тем более что читатели не настаивают. Но это было бы нечестно. Я не хочу себя приукрашивать, скрывать свои недостатки. И эту речь самоуверенного молодого партаппаратчика постараюсь привести полностью. Как-никак это – тоже документ, характеризующий стиль недавно ушедшего советского прошлого. Лет через сто вряд ли кто сумеет это понять, но так было.
Вот я взбежал на трибуну:
«Позвольте, товарищи, прежде всего высказать самую искреннюю сердечную благодарность ЦК КПСС, вам, членам пленума Кировского обкома, за то доверие, которое мне оказано. Я в полной мере осознаю ту огромную ответственность, которая возложена на меня. (Плохо начал, коряво и стандартно. Потом хотел сказать «заверяю». Зачеркнул. Написал «обещаю». Опять зачеркнул и вернулся к избитому «заверяю». Какие-то «сомнения» были все-таки.)
Заверяю вас, ЦК нашей партии, что ничего не пожалею, чтобы оправдать это доверие. Вместе со всеми коммунистами Кировской области, опираясь на вашу поддержку, бюро обкома будет делать все, чтобы успешно решать задачи социального и экономического развития области, чтобы достойно встретить XXVII съезд КПСС. (Как будто это самое главное – «достойно встретить».)
Товарищи! Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев в личной беседе и на заседании политбюро дал высокую оценку Кировской областной партийной организации, которая работает в непростых условиях. Очень по-доброму, тепло отзывался о кировчанах секретарь ЦК КПСС Е.К. Лигачев… (Здорово. Помню, они говорили, что это – самая отстающая область. Кто меня научил этой «дипломатии»? Только не родители.)
Такая оценка ко многому обязывает. Она в полной мере заслужена… (Это уже явный перебор!) Но в это же время впереди еще очень много больших и сложных дел. И останавливаться нельзя! (Нет, определенно я себя недооценивал. Два часа в области, а уже руковожу.)
Главное, не терять времени! Политбюро ЦК КПСС рассмотрело недавно итоги работы за два месяца и строго потребовало от каждой партийной организации мобилизовать все резервы, наверстать упущенное, успешно завершить программу текущего года на селе, в строительстве промышленности, выполнить социальную программу, подготовиться к 12-й пятилетке. Об этом сегодня уже очень объективно и убедительно говорил П.А. Смольский. (Молодец, и Смольского похвалить не забыл. А дальше-то – как «тонко»…)
Позвольте от вашего имени попросить Павла Александровича передать ЦК КПСС, что Кировская областная партийная организация будет делать все, чтобы решения партии настойчиво проводить в жизнь, работать интенсивно, производительно, эффективно! Пути реализации этих задач (каких – этих?) для партийных организаций ясны. (Откуда я знал, ясны или не ясны?) Они четко указаны мартовским пленумом ЦК КПСС. Они – в развитии инициативы, творчества, активности партийных организаций, советов, профсоюза, комсомола… (Никого не забыл!) Они – в повышении требовательности к кадрам, в укреплении дисциплины и порядка… (Зачем же сразу пугать?) Уверен, что такой линии и будет придерживаться обком КПСС! (Мощная заявка, ничего не скажешь.)
Позвольте, товарищи, еще раз поблагодарить вас за оказанное доверие и выразить твердую уверенность…»
И так далее… Читаю я эту речь, вспоминаю то время. Хорошее было время. И грустно, и смешно, но не стыдно, хотя речь-то – пустая. Вот так я начал перестройку.
После пленума решили оставить руководителей районов и хозяйств поговорить о проваленных делах, о текущих задачах по завершению зимовки скота, о подготовке к севу. Я посидел, послушал и в заключение, не стесняясь, уже не взбежал, а солидно взошел на трибуну. Ориентируясь в обстановке исключительно по впечатлениям от услышанного, да еще, может быть, от увиденного из окна вагона, кого-то предупредил, кого-то попросил доложить через неделю, кого-то пригласил к себе для разговора наутро. Одним словом, не теряя даже дня на раскачку, на подготовку, на вхождение в курс дела, сразу начал руководить. Да еще – взял на вооружение жесткий стиль: давление, давление и еще раз – давление. Мне было легко. Я никого не знал. Не было ни любимчиков, ни свата, ни брата. Все были одинаковы.
Тяжело, наверное, было со мной вятичам, но, на удивление, такой бешеный и наглый стиль, как оказалось, принес хорошие результаты. Позже по Кировской области ходил анекдот: «Армянское радио спрашивают: может ли обком отдохнуть по одной путевке? Отвечаем: может, если путевку дать Бакатину». Хороший анекдот, придумали его, правда, не армяне, а вятичи.
Конечно, дело не во мне и тем более не в жутком моем стиле руководства. Ничего выдающегося здесь не было – обычное хамство начальника, правда, не ради себя, а ради общего дела. Интересно сегодня проанализировать, как энергия и идеи первых лет перестройки были восприняты Вятской землей, землей исконно русской, в каком-то смысле окраинной, отставшей в развитии от центров индустриализации, но… действительно ли «отставшей»? Нет. Сейчас я так не думаю.
«В одном из далеких углов России есть город, который как-то особенно говорит моему сердцу. Не то чтобы он особенно отличался великолепными зданиями, нет в нем садов семирамидных, ни одного даже трехэтажного дома не встретите вы в длинном ряде улиц, да и улицы все немощеные, но есть что-то мирное, патриархальное во всей его физиономии, что-то успокаивающее душу в тишине, которая царствует на стогнах его. Въезжая в этот город, вы как будто чувствуете, что карьера ваша здесь кончилась, что вы ничего уже не можете требовать от жизни, что вам остается только жить в прошлом и переваривать ваши воспоминания. И в самом деле, из этого города даже дороги дальше нет, как будто здесь конец миру…»
На столике в обкомовской гостинице в первый же вечер среди кипы центральных и местных газет нашел я вырезку какой-то статьи, где ехидный вятич не поленился подчеркнуть эту замечательную цитату из Салтыкова-Щедрина. Михаил Евграфович был одним из многих достаточно известных наших соотечественников, чья судьба, по несчастью (а может быть, по счастью?), была связана с этим краем. В минувшее время в Вятке многие достойные люди отбывали ссылку.
Я, конечно, оценил тонкий намек того, кто подложил мне этот листочек, но про себя усмехнулся: «Я не Салтыков-Щедрин, а всего лишь один из его героев, очередной генерал-губернатор». «Конец миру» меня не пугал, однако познакомиться с вятскими дорогами, а точнее, бездорожьем пришлось очень скоро, равно как и с самими вятичами, которые оказались людьми, имеющими весьма «лица не общее выражение».
Вот заканчивается тот пленум, на котором меня избрали, наиболее любознательные и битые секретари райкомов подходят, представляются, что-то говорят, и каждый спрашивает, когда приеду. Районов много – тридцать девять. Всем говорю: дайте срок. Среди тридцати девяти секретарей одна женщина, Хорошавина Лидия Васильевна. Конечно, на моем месте любой начальник, мужик, проявит галантность: «Вот к Лидии Васильевне первой и поеду…» И поехал. До Тужи доехал. Там сели на вездеход, но далеко не проехали, застряли быстро. Первый опыт ничему не научил.
