Вспоминаю его политический доклад на XXVII съезде КПСС в 1986 году. Для КГБ найдены только позитивные эпитеты: «В условиях наращивания подрывной деятельности спецслужб империализма против Советского Союза и других социалистических стран значительно возрастает ответственность, лежащая на органах государственной безопасности. Под руководством партии, строго соблюдая советские законы, они ведут большую работу по разоблачению враждебных происков, пресечению всякого рода подрывных действий, охране священных рубежей нашей Родины».
Подобные оценки, явно противоречившие реалиям жизни, повторялись и в последующие годы. На протяжении всех лет перестройки КГБ являлся одной из немногих государственных организаций, структура и, главное, функции которой оставались практически неизменными. Конечно, изменения не самоцель и не всегда благо. Но подумать о своей роли в меняющемся мире надо. Уже ушли в прошлое Верховные Советы, уступив свое место действительно избираемым законодательным органам, которые, хоть и не отражали всю палитру общественных настроений, делали первый маленький шаг к демократическому обществу. Канула в Лету 6-я статья Конституции СССР, закрепляющая «руководящую и направляющую роль» компартии, хотя КПСС не спешила работать по-новому… Но Комитет госбезопасности ветры перемен обходили стороной. Он по своей сути оставался прежним «карающим мечом партии». Но этот «меч» ржавел в ножнах. Использовать его как прежде было страшно. Новые же идеи больше зарождались в низовых звеньях самого комитета, но власти было не до них. В итоге – затухающая энергия, блуждания, потеря ориентиров, недовольство, разложение…
Особенно опасным для государства, его конституционного строя являлось то, что КГБ функционировал в условиях фактического отсутствия правовой основы, хоть как-то ограничивающей его деятельность. Закон об органах КГБ СССР, проведенный через Верховный Совет CССР в мае 1991 года по инициативе В.А. Крючкова, устарел еще до его принятия.
Созданная после провала августовского путча Государственная комиссия по расследованию деятельности органов государственной безопасности под председательством Сергея Степашина в своем заключении, доведенном до сведения президента СССР М.С. Горбачева и президента России Б.Н. Ельцина, пришла к выводам, которые я разделяю на все сто процентов:
Длительное функционирование Комитета госбезопасности в условиях фактического отсутствия правовой базы, сколько-нибудь регулирующей его деятельность, привело к тому, что он, по существу, стал сверхцентрализованной структурой, осуществляющей контроль всех сторон жизни общества, и под предлогом наиболее эффективного обеспечения безопасности страны сосредоточил в своих руках огромную политическую и военную силу. Не выполнил своих конституционных обязанностей Верховный Совет СССР, поскольку не были разработаны необходимые нормативные акты и не был обеспечен контроль за деятельностью КГБ СССР. За работой органов госбезопасности не осуществлялся и действенный прокурорский надзор со стороны Прокуратуры СССР. В результате Комитет госбезопасности стал самостоятельной политической силой с собственными интересами и объективно превратился в надгосударственный институт, стоящий над органами высшей власти и управления Союза ССР и республик…
Комиссия Степашина справедливо обратила внимание и на то обстоятельство, что даже после отмены 6-й статьи Конституции СССР сохранялся контроль и даже прямое руководство КГБ со стороны Центрального комитета КПСС. В архивах секретарей ЦК эти документы накапливались в специальных фондах под названием «Документы КГБ СССР». КГБ по поручению Секретариата ЦК готовил справки, ответы на запросы, в том числе и в отношении различных политических деятелей. Все это никак не соответствовало Закону об общественных организациях в СССР, согласно которому все политические партии имели равный статус, а их комитеты не имели права на непосредственное государственное управление.
Нет ничего удивительного в том, что по мере развития процессов демократизации КГБ становился все более непримиримым к политике перемен, выступал в качестве одной из главных сил, стремившихся законсервировать устои старого, отжившего свой срок общественного строя.
Сейчас уже очевидно, что КГБ не останавливался перед проведением мероприятий явно провокационного характера.
Но было бы большой ошибкой считать именно КГБ первичным злом. Комидеология породила и общество, и государство, и КГБ – всего лишь как часть, пусть важную, обеспечивающую тайным сыском, беззаконием и насилием жизнеспособность системы, но все-таки только часть партийно-государственной системы, где все определяли сидельцы высших кабинетов Старой площади.
Когда же стал обостряться кризис идеологии, ускоренный горбачевской перестройкой, роль КГБ как «охранителя единомыслия» резко возросла. Именно здесь, в его руководстве, сохранились в наибольшей неприкосновенности и высоко чтились догмы сталинизма, трансформировавшиеся в «теорию развитого социализма». Поэтому после того, как между Горбачевым и частью высшей партийной элиты начала разрастаться пропасть непонимания, КГБ выдвинулся на первый план как хранитель идейных основ, располагающий к тому же немалой силой и опытом «активных мероприятий».
Сформировался антиперестроечный блок между догматиками КПСС – РКП, КГБ, депутатами-«патриотами» и частью генералитета ВПК. Председатель КГБ В.А. Крючков, насколько мне приходилось наблюдать его на многочисленных заседаниях у президента и генсека, играл важную активную роль, постоянно предупреждал о «кознях» демократов, призывая к наведению порядка путем введения чрезвычайных мер. Кто знает, может быть, он был и прав? Надо признать, что Горбачев находился под сильным влиянием КГБ. Верил Крючкову и его информации.
Это и предопределило теперь уже общеизвестную корректировку перестроечного курса с осени 1990 года.
На Верховном Совете СССР выступили премьер-министр Павлов, министр обороны Язов и председатель КГБ Крючков. Стращая депутатов реальными и мнимыми экономическими трудностями, «происками» внутренних и внешних врагов, требовали чрезвычайных полномочий. Но Горбачев в очередной раз проявил нерешительность. Уверен, если бы тогда Павлов, Крючков были отстранены от должностей, не было бы государственного переворота, да и судьба всей страны и самого Горбачева сложилась бы иначе. Но… история не признает сослагательного наклонения. Поэтому путч, организованный руководством КГБ, произошел. Но организован он был плохо.
Путчисты пали жертвой собственной ограниченности, недальновидности, некомпетентности в оценке происходивших в стране перемен.
Путч провалился. Я же волею судьбы оказался в организации, десятилетиями внушавшей людям страх. Настрой на реформирование КГБ у меня был решительный. Но в те дни всеобщего ликования по поводу победы сил демократии я не мог предвидеть и малой доли тех трудностей, которые стояли на моем пути. Не знал я тогда, что мне будет отведено чуть больше трех месяцев, чтобы попытаться сделать КГБ безопасным для общества.
В 3 часа дня 23 августа 1991 года, в пятницу, я вошел в новое серое здание ГКБ на Лубянской площади. В приемной меня уже ожидали члены Коллегии КГБ СССР – заместители Крючкова, руководители основных управлений. Прошли в кабинет, бывший кабинет Крючкова, сели за длинный стол.
