«Я ничего не придумывала, наоборот, я забывала все наставления, как только выходила из машины, временами даже забывала о муже. Там было столько желающих поговорить, просто коснуться руки, поймать взгляд.»
Любовь. То чувство, которое так ждала Диана с детства. Ждала от матери, от мачехи — хотя и не хотела себе в этом признаваться… Ждала от мужа. Ждала и не получала… И вдруг на нее обрушилось море любви, восторга.
В стране началась «дианомания». Именно так охарактеризовал ситуацию один из полицейских, обеспечивающих безопасность королевской семьи во время их выходов «в народ»: «Мы никогда не видели подобного в ходе проведения королевских туров! Это больше похоже на битломанию!»
Ох, как ошибался ее супруг, когда писал в письме одному из друзей, что восторженное отношение людей вводит принцессу в оцепенение. Довольно быстро научившись справляться с волнением, она начала купаться в людском обожании. Постоянная потребность в одобрении могла в эти минуты реализоваться максимально. Гипертрофированно. К тому же, измученная чопорностью и скукой жизни во дворце, молодая активная женщина утоляла свой дефицит общения. В доме даже прислуге было запрещено общаться с ней «запросто». А простым людям запретить говорить со «своей принцессой» не мог никто. Она спрашивала. Они отвечали. Она слушала — с искренним интересом и сопереживанием. И пусть пока еще леди Ди не могла им помочь — всплеск ее общественной и благотворительной деятельности был еще впереди — уже сам факт, что она всем сердцем сопереживала своим подданным, поднимал ее на недосягаемую высоту.
«Люди говорили мне — спасибо за то, что сделала нашу жизнь счастливее, привнесла в нашу жизнь счастье. Спасибо за то, что ты есть.»
Всего через два с небольшим года после рождения Уильяма, принцесса произвела на свет второго ребенка — 15 сентября 1984 года, в той же больнице Святой Марии, родился Гарри.
Что, как неудивительно, стало новой причиной охлаждения супругов.
Так же, как когда — то Спенсер встретил саму Диану приветствием: «Боже, опять девочка!», Чарльз, почти дословно повторил реакцию тестя: «О боже! Мальчик! Да еще рыжий!» Естественно, сформировавшаяся в трагически надетом на себя образе нежеланного ребенка Диана не могла отнестись к такой реакции спокойно. Она снова ушла в кокон депрессий. Хотя, по ее же уверениям они никогда не заканчивались.
Но вот вопрос: насколько можно доверять подобным воспоминаниям? Во — первых, очевидно, что многочисленные «летописцы» трактовали, искажали слова принцессы ради пресловутой «жареной сенсации». Иногда даже откровенно врали. Во — вторых, всегда ли сама Диана была последовательна в своих высказываниях? Ведь любому человеку свойственно интерпретировать события под свое восприятие, под настроение, которое имеет свойство меняться. Порой ей вспоминались светлые моменты, и она искренне верила, что месяцы второй беременности были самыми счастливыми в их браке. Но иногда, поддаваясь тоске, она рисовала все черными красками.
А вот, что говорит о реакции принца один из его помощников: «Я не думаю, что Чарльз был разочарован, когда узнал, что у него родился еще один сын. Мне кажется, это заблуждение, вызванное будущими событиями в жизни принцессы. У меня сложилось впечатление, что Чарльз был восхищен появлением Гарри».
«Чарльз не заметил, что я поумнела. Я не так глупа, как обо мне думали в королевской семье».
Диана с самого начала решила, что будет воспитывать сыновей, как обычных людей. И это было весьма непростой задачей в стенах Букингемского дворца.
Но тут она проявила унаследованную от матери настойчивость и с головой ушла в воспитание мальчишек.
Лучше всего об этом расскажут окружавшие тогда семью люди. Например, стилист принцессы Сэм Макнайт. «Дети превратились в самую главную составляющую ее жизни, занимали все ее время. Больше всего Диана хотела, чтобы у принцев была самая обычная жизнь, насколько это вообще возможно в их положении. Свою миссию она видела в том, чтобы подготовить детей к их будущей роли, но так, чтобы сохранить при этом обычные человеческие качества».
Или подруга Дианы Козима Сомерсет: «Она была удивительным образом настроена на те чувства, эмоции и переживания, которые испытывали Уильям и Гарри. Диана постоянно находилась с ними в тесном контакте. Она была способна не только слушать, но и услышать своих детей, умея ценить их собственные мнения».
Так что, в чем в чем, но в том, что принцесса была потрясающей матерью, видя в этом, а не в исполнении королевского долга, свое жизненное предназначение, сомневаться не приходится!
«Я хочу, чтобы мои дети умели понимать человеческие эмоции, знали о том, что некоторые люди могут быть неуверенны в себе или испытывать чувство незащищенности. Я хочу, чтобы для них не были секретом такие понятия, как стресс, надежда и мечты».
Уйдя с головой в воспитание детей, Диана не смогла решить все свои психологические проблемы. Отношения с мужем только ухудшались.
Однажды она невольно подслушала прощальную фразу его телефонного разговора: «Что бы ни произошло, я всегда буду любить тебя». Ей не надо было уточнять, к кому относились эти слова. И хотя друзья, в частности столь почитаемый Чарльзом Лоуренс Ван дер Пост, часто говорили, что подобная фраза очень соответствует несколько высокопарно — ветвистому стилю речи принца и могла относиться к кому угодно. Дальнейшая жизнь, и в частности счастливый второй брак с Камиллой, доказывают, что тут Диана скорее всего права. Ведь Чарльз действительно, несмотря на все что происходило в его жизни, продолжал любить Камиллу!
Реакция на услышанное вполне предсказуема: трехдневная булимия, страшные рвоты, депрессия, мысли о самоубийстве… И еще большее отдаление и осуждение близких.
Тот же Лоуренс Ван дер Пост, к помощи которого Чарльз частенько прибегал в трудных ситуациях, скажет потом своей дочери очень жестокие слова по отношению к принцессе: «Диана — самый настоящий параноик! Ее беда в том, что она слишком много времени проводит, подглядывая в замочные скважины». Понятно, что выражение «замочные скважины» тут употреблено фигурально и модный в то время философ, почитатель столь обожаемого Чарльзом Юнга, говорил о способности. даже, точнее потребности Дианы выискивать во всех человеческих проявлениях доказательства своей несчастной доли. Постепенно за Дианой прочно закрепилось звание неврастенички. Так о ней вспоминают даже слуги, с которыми она была то весьма демократична и даже мила, то неожиданно становилась настоящей стервой.
«У меня было такое ощущение, что меня никто не хотел слышать. Внутри скопилось столько боли, что я хотела причинить себе урон извне, лишь бы кто — нибудь пришел ко мне на помощь. В такой необычной манере выражался мой отчаянный крик о помощи. Я хотела, чтобы люди узнали, какие мучения, какую агонию мне приходится постоянно испытывать».
И только среди людей, в толпе Диана чувствовала себя по-настоящему счастливой. Ее любят. Ей поклоняются. Ждут.
