— И как, нравится?
— А что, вроде нормально. — Потом добавила: — Беготни тут, слава богу, меньше, хотя и не так вольготно…
— Расскажите мне об одежде мистера Фортескью — о его костюмах. Кто за ними следил? Чистил и все такое?
Глэдис обиженно поджала губы.
— Вообще-то полагалось, чтобы мистер Крамп. А он всякий раз норовил это дело на меня спихнуть.
— Кто чистил и гладил костюм, в котором мистер Фортескью был сегодня?
— Я и не помню, в каком он был. У него их ого сколько.
— В кармане его костюмов вы зерна никогда не находили?
— Зерна? — озадаченно переспросила она.
— Рожь, если точнее.
— Рожь? Хлеб, что ли? Такой черный… и на вкус противный, да?
— Хлеб делают из ржи. А рожь — это сами зерна. Их нашли в кармане пиджака вашего хозяина.
— В кармане пиджака?
— Да. Знаете, как они туда попали?
— Не знаю, точно говорю. Я их в глаза не видела.
Больше вытянуть из нее ничего не удалось. На мгновение он засомневался: вдруг она что-то утаивает, что-то знает, но не хочет признаваться? Она явно была смущена, будто ждала подвоха, но в конце концов он решил: это естественный страх перед полицией.
Когда он разрешил ей идти, она спросила:
— Так это правда? Он умер?
— Да, умер.
— Надо же, так сразу. Когда звонили из конторы, сказали, мол, у него припадок.
— Да… с ним случился припадок.
— У одной моей знакомой бывали припадки, — сообщила Глэдис. — Ни с того ни с сего ка-ак бухнется! Я, помню, жутко боялась.
На миг воспоминание помогло ей расслабиться.
Инспектор Нил прошел на кухню.
Там его встретили в штыки. Могучая краснолицая женщина, вооруженная скалкой, угрожающе шагнула в его сторону.
— Тоже мне, полиция, — сразу перешла она в наступление. — Приходят сюда и заявляют: я, мол, такого наготовила, что хозяин отравился. Нет уж, господа хорошие, извините. Отсюда в столовую все идет в том виде, в каком положено. Это же надо — прийти сюда и заявить, что я отравила хозяина! Да я на вас еще в суд подам, будь вы хоть десять раз из полиции. В этом доме порченого на стол не подают.
Инспектору Нилу не сразу, но все-таки удалось унять оскорбленную в лучших чувствах мастерицу своего дела. Из буфетной, ухмыляясь, выглянул сержант Хей, и инспектор Нил понял, что свою порцию праведного гнева миссис Крамп он уже получил.
Сцена завершилась телефонным звонком.
Нил вышел в холл и увидел, что трубку взяла Мэри Доув. Стала что-то записывать в блокнот. Повернув голову, она через плечо бросила:
— Телеграмма.
Повесила трубку и передала инспектору блокнот с записью.
Телеграмма была из Парижа и гласила следующее:
«ФОРТЕСКЬЮ ТИСОВАЯ ХИЖИНА БЕЙДОН-ХИТ. ТВОЕ ПИСЬМО СОЖАЛЕНИЮ ЗАДЕРЖАЛОСЬ. БУДУ ЗАВТРА ЧАЮ. ПРЕДВКУШАЮ ОБЕД ТЕЛЯЧЬЮ ОТБИВНУЮ. ЛАНС».
Брови инспектора Нила приподнялись.
— Итак, блудного сына вызвали домой, — произнес он.
Глава 6
В ту минуту, когда Рекс Фортескью пил свою последнюю чашку чаю, Ланс Фортескью и его жена сидели под каштанами на Елисейских полях и наблюдали за фланирующей публикой.
— Легко сказать, Пэт, «опиши его». Это не моя стихия. Что ты хочешь знать? Ну, допустим, папенька — старый плут. Но тебя это сильно не опечалит, правда? В конце концов, тебя этим уже не удивишь.
— О да, — согласилась Пэт. — Я, как ты говоришь, вполне акклиматизировалась.
Она постаралась, чтобы голос ее не звучал тоскливо. То ли весь мир состоит из плутов, то ли ей просто везет на эту породу людей?
Эту высокую длинноногую девушку нельзя было назвать красивой, но она, безусловно, была обаятельной — живой нрав и доброе сердце делали свое дело. Она была грациозна и стройна, особый шарм ей придавали чудесные каштановые волосы, блестевшие на солнце. Она напоминала холеную, благородных кровей кобылицу — возможно, сыграло свою роль ее длительное общение с лошадьми.
Да, про плутовство в мире скачек ей было хорошо известно. Теперь, значит, предстоит встреча с плутовством в мире финансов. Впрочем, ее свекор, которого она пока не знала лично, был, по крайней мере с точки зрения закона, столпом нравственности и морали. Все эти люди, хваставшие, как ловко они «провернули дельце», в одном были друг на друга похожи: технически они всегда оставались в рамках закона. И все же ей казалось: ее любимый Ланс, пусть в прошлом однажды и переступивший черту, был наделен честностью, большинству этих удачливых ловкачей не свойственной.
— Я не хочу сказать, — продолжал Ланс, — что он мошенник, нет, такого нет и в помине. Но как сорвать куш, он знает.
— Иногда, — сказала Пэт, — мне кажется, что я их ненавижу — тех, кто знает, как сорвать куш. Однако ты его любишь, — добавила она. Не спрашивая, а утверждая.
Ланс задумался над ее словами, потом с удивлением ответил:
— Знаешь, дорогая, наверное, ты права.
Пэт рассмеялась. Повернув голову, он взглянул на нее. Чуть прищурился. Какая она все-таки прелесть! Он ее обожал. Ради нее игра стоила свеч.
— В каком-то смысле, — сказал он, — ехать туда страшно. Городская жизнь. В пять часов восемнадцать минут — дома. Такая жизнь не по мне. Мне как-то уютнее среди изгнанников и банкротов. Но, наверное, приходит время, когда надо бросать якорь. А если мы будем вместе, это принесет мне радость. Раз уж старик пошел на мировую, не воспользоваться этим просто грех. Я здорово удивился, когда получил от него письмо… Чтобы Персиваль замарал свою репутацию — уму непостижимо! Но доложу тебе, Перси всегда был себе на уме.
— Боюсь, — заметила Патриция Фортескью, — что твой брат Персиваль мне вряд ли понравится.
— Я не хочу тебя против него настраивать. Просто мы с Перси никогда не ладили — только и всего. Я свои карманные деньги просвистывал, он складывал. У меня были друзья с сомнительной репутацией, но все люди занимательные, Перси заводил «полезные связи». Мы были с ним как две противоположности. Я всегда считал его недотепой, а он… знаешь, иногда мне кажется, что он меня просто ненавидел. Сам не знаю почему…
— А я, кажется, понимаю…
— Правда, дорогая? Ты у меня такая сообразительная. Знаешь, меня всегда занимала одна мысль… мысль фантастическая, но…
— Какая? Говори.
— А вот какая: не Персиваль ли подстроил всю эту историю с чеком — когда старик турнул меня из дому и рвал на себе волосы, что раньше дал мне долю в фирме и, стало быть, не мог лишить меня наследства. Ведь самое забавное в том, что этот чек я не подделывал. Хотя был случай, когда я выбрал из кассы все деньги и поставил их на лошадку. Я тогда был уверен на все сто, что выиграю, и, в конце концов, деньги эти принадлежали мне. А вот чек я не подделывал. Сам не знаю почему мне пришла в голову эта дурацкая идея, будто это дело рук Персиваля.
