— Вы порвали чулки, — сказал я.
Меган печально посмотрела на свою правую ногу.
— Да, действительно. Но там уже есть две дырки, так что это не имеет особого значения, правда?
— Вы что же, Меган, никогда не чините чулки?
— Изредка. Когда мамуля заставляет. Но она не слишком-то ко мне цепляется — так что с этим все в порядке, да?
— Вы, похоже, не понимаете, что вы уже взрослая, — сказал я.
— Вы хотите сказать, что мне бы следовало быть похожей на вашу сестру? Расфуфыренной?
Меня слегка обидело подобное определение Джоанны.
— Она всегда выглядит чистой и аккуратной, и на нее приятно взглянуть, — сказал я.
— Она прехорошенькая, — сказала Меган. — И ничуть на вас не похожа, правда? А почему?
— Братья и сестры не всегда похожи.
— Да. Конечно, я не слишком похожа на Брайана и Колина. И Брайан с Колином друг на друга не очень похожи… — Она помолчала и добавила: — Это очень чудно, правда?
— Что именно?
Меган кратко бросила:
— Семьи.
Я произнес глубокомысленно:
— Полагаю, это так.
Хотел бы я знать, что было у нее на уме. Мы шли в молчании минуту или две, потом Меган спросила робко:
— Вы летаете, да?
— Да.
— И из-за этого пострадали?
— Да, я разбился.
Меган сообщила:
— Здесь никто не летает.
— Да, — сказал я, — наверное, это так. Вам нравится летать?
— Мне? — Меган казалась удивленной. — Бог мой, нет. Меня бы тошнило. Меня даже в поезде тошнит.
Она помолчала и затем спросила с той непосредственностью, которая обычно присуща детям:
— А вы поправитесь и будете снова летать или так и останетесь такой вот развалиной?
— Мой врач уверяет, что я буду в полном порядке.
— А он не из тех, кто любит приврать?
— Не думаю, — сказал я. — Я в нем вполне уверен.
— Тогда все в порядке. Но большинство людей врет.
Я принял это категорическое утверждение молча.
Меган произнесла независимо и беспристрастно:
— Рада за вас. А то я боялась, что вы выглядите таким мрачным из-за того, что потерпели крах в жизни; но если вы вообще такой, это другое дело.
— Я не мрачный, — сказал я холодно.
— Ну, раздражительный.
— Я раздражителен потому, что мне хочется поскорее вернуться к норме; но такие дела не делаются быстро.
— Тогда к чему суетиться?
Я рассмеялся:
— Дорогая девочка, разве вам никогда не хотелось, чтобы что-то случилось поскорее?
Меган обдумала вопрос. И доложила:
— Нет. Чего бы мне могло хотеться? Здесь не из-за чего спешить. Ничего никогда не случается.
Я был поражен отчаянием, прозвучавшим в ее словах. И мягко спросил:
— А чем вообще вы здесь занимаетесь?
Она пожала плечами:
— Да чем здесь можно заняться?
— У вас нет никаких увлечений? Вы ни во что не играете? У вас нет друзей?
— Я ничего не понимаю в играх. А девушек вокруг много, но они все мне не нравятся. Они считают меня ужасной.
— Чушь. Почему?
Меган тряхнула головой в ответ.
Мы уже добрались до Верхней улицы.
Меган язвительно сказала:
— Мисс Гриффитс идет. Ненавистная тетка. Вечно пристает, чтобы я вступила в команду этих вонючих скаутов. Ненавижу скаутов. Зачем наряжаться, и ходить везде кучей, и носить значки, если все равно ничего не умеешь делать как следует? Я думаю, это все вздор.
В целом я, пожалуй, был согласен с Меган. Но мисс Гриффитс обрушилась на нас прежде, чем я успел высказать свое согласие.
Сестра доктора обладала странным и не подходящим ей именем Айми и всей той самоуверенностью, которой так не хватало ее брату. Это была весьма самостоятельная, энергичная женщина с низким голосом.
— Привет обоим, — сказала она нам. — Великолепное утро, не так ли? Меган, я как раз хотела вас видеть. Мне нужна небольшая помощь. Надписать конверты для Ассоциации консерваторов.
Меган что-то уклончиво пробормотала, приткнула свой велосипед у обочины и целеустремленно направилась к универмагу.
— Необычное дитя, — сообщила мисс Гриффитс, провожая ее взглядом. — Костлявая лентяйка. Только и делает, что бродит, как во сне. Должно быть, это нелегкое испытание для бедной миссис Симмингтон. Я знаю, что она не раз пыталась заставить девчонку заняться хоть чем-то — стенографией, знаете ли, или кулинарией, предлагала ей завести ангорских кроликов… Ей необходимо какое-то занятие в жизни.
Я подумал, что это вполне может быть и правдой, но на месте Меган я бы тоже, пожалуй, твердо сопротивлялся любым предложениям Айми Гриффитс по той простой причине, что агрессивность этой личности всегда вынуждала меня быстренько ретироваться.
— Я никогда не бездельничаю, — продолжала мисс Гриффитс. — И уж конечно, нельзя допускать, чтобы бездельничала молодежь. И если бы Меган была хоть хорошенькой, привлекательной или что-то в этом роде! Иногда я думаю, что девочка слабоумна. Ее отец, знаете ли, — она слегка понизила голос, — был определенно дурным человеком. Боюсь, что дитя пошло в него. Это мучительно для ее матушки. Ну, впрочем, мало ли как можно устроиться в жизни, я так считаю.
— К счастью, — отозвался я.
Айми Гриффитс издала «прелестный» смешок.
— Да, невозможно всем жить по одному образцу. Но я не могу видеть, когда кто-то не берет от жизни всего, что возможно. Мне говорят, что, должно быть, до смерти скучно круглый год жить в деревне. Ничуть, отвечаю я! Я всегда занята, всегда счастлива! И в таком крохотном городишке всегда что-то происходит. Мое время заполнено — у меня есть скауты, Женский институт, всякие комитеты, не говоря уж о том, что нужно присматривать за Оуэном.
В эту минуту мисс Гриффитс увидела знакомого на другой стороне улицы и, издав одобрительный лай, поскакала через дорогу, позволив мне свободно продолжить путь в банк.
Я всегда считал мисс Гриффитс сокрушительной личностью.
Мои дела в банке завершились успешно, и я отправился в контору «Гэлбрайт, Гэлбрайт и Симмингтон». Я не знаю, существовали ли когда-либо какие-то Гэлбрайты. Я их не видел. Меня проводили к ныне здравствующему владельцу Ричарду Симмингтону. В его кабинете ощущался запах пыли и ни с чем не сравнимый аромат давным-давно основанной юридической фирмы.
Огромное количество ящиков с документами, украшенных наклейками: «Леди Хоуп», «Сэр Эверард Карр», «Вильям Ятсби-Хоурз, эскв.», «Скончавшиеся» и т. д., создавало впечатление благопристойности клиентуры и признанного, устоявшегося дела.
