Джоанна коварно спросила, не намерена ли миссис Симмингтон учить Меган танцам.
— Танцам? — Миссис Симмингтон, казалось, удивилась и позабавилась. — О нет, здесь такое не принято.
— Вижу. А заодно теннис и прочее в этом роде.
— Наш теннисный корт годами пустует. Ни Ричард, ни я не играем. Я полагаю, позже, когда мальчики подрастут… О, Меган найдет массу занятий. Она, знаете ли, вполне счастлива, впустую проводя время. Позвольте взглянуть, я сдаю?
Когда мы поехали домой, Джоанна, злобно нажав на акселератор, так, что машина прыгнула вперед, сказала:
— Я чувствую себя ужасно виноватой перед этой девочкой.
— Меган?
— Да. Ее мать не любит ее.
— Ну, Джоанна, бывают вещи и похуже.
— Да, конечно. Множество мамаш не любят собственных детей. А Меган — могу представить! Держать дома такое существо весьма неудобно. Она вносит разлад в их образ жизни — образ жизни Симмингтонов. Без нее они — завершенное семейство, и они должны ощущать себя крайне несчастными из-за того, что среди них такое чувствительное создание, — а она действительно чувствительна!
— Да, — согласился я, — думаю, она такая.
Джоанна внезапно весело рассмеялась:
— Невезуха тебе с этой гувернанткой!
— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал я с достоинством.
— Ерунда. Каждый раз, когда ты смотрел на нее, на твоем лице вырисовывалась мужская досада. Я согласна с тобой, это бесполезная трата времени. И я не вижу, кто еще здесь мог бы тебе подойти. Но ты произвел огромное впечатление на Айми Гриффитс.
— Избави бог! — воскликнул я с содроганием. — И кстати, — добавил я, — почему так много интереса к моей интимной жизни? А как насчет тебя, девочка? Ты нуждаешься в небольшом развлечении, насколько я тебя знаю. Но здесь нет непризнанных гениев, болтающихся вокруг. Тебе нужно покорить Оуэна Гриффитса. Он единственный неженатый мужчина в местечке.
Джоанна вскинула голову:
— Доктору Гриффитсу я не нравлюсь.
— Он мало тебя видел.
— Он видел достаточно для того, чтобы переходить на другую сторону, встречая меня на Верхней улице!
— Весьма необычная реакция, — сказал я с сочувствием. — Ты к такому не привыкла.
Джоанна в молчании проехала в ворота «Литтл Фюрц» и к гаражу. Потом сказала:
— Возможно, в твоей идее что-то есть. Я не понимаю, почему бы кому-то переходить на другую сторону улицы, чтобы избежать встречи со мной. Это уж слишком бросается в глаза.
— Я вижу, — сказал я, — ты намерена устроить хладнокровную охоту на него.
— Ну, мне не нравится, когда меня сторонятся.
Я медленно и осторожно выбрался из автомобиля и установил костыли. Потом дал сестре маленький совет:
— Позволь сказать тебе, девочка. Оуэн Гриффитс — не из тех твоих ручных, скулящих, артистичных молодых людей. Если ты не будешь осторожна, ты можешь разворошить осиное гнездо. Этот человек может быть опасным.
— Ты действительно так думаешь? — спросила Джоанна, проявляя все признаки удовольствия от такой перспективы.
— Оставь беднягу в покое, — сказал я настойчиво.
— Как он смеет переходить через улицу, когда видит меня?
— Все вы, женщины, одинаковы. Вечно повторяете одно и то же. Сестрица Айми тоже устроит охоту с ружьем — на тебя, если я не ошибаюсь.
— Она уже меня ненавидит, — сказала Джоанна. Она говорила задумчиво, но с оттенком злорадства.
— Мы приехали сюда, — сказал я строго, — в мирный и тихий уголок, и я надеюсь, что мы не нарушим его покой.
Но если чего и не было впереди, так это мира и тишины.
Глава 2
Примерно через неделю я, вернувшись домой, обнаружил Меган, которая сидела на ступенях веранды, уткнув подбородок в колени.
Она встретила меня со своей обычной бесцеремонностью.
— Привет! — сказала она. — Вы, наверное, думаете, что я явилась к обеду?
— Конечно, — сказал я.
— Если там отбивные или что-нибудь подобное и на всех их не хватит, вы мне скажите сразу, — предупредила Меган, пока я огибал дом, чтобы известить Патридж, что за столом нас будет трое.
Мне показалось, что Патридж фыркнула. Она, по обыкновению, без слов умудрилась выразить, что не слишком-то высокого мнения об этой мисс Меган.
Я вернулся на веранду.
— Все в порядке? — озабоченно спросила Меган.
— Вполне в порядке, — ответил я. — Ирландское рагу.
— О, это вроде кормежки для собак, да? Я хочу сказать, что это в основном картошка и приятный запах.
— В этом роде, — согласился я.
Мы молчали, пока я курил свою трубку. Это была в высшей степени приятельская тишина.
Меган разрушила ее внезапно и эгоистично:
— Я полагаю, вы думаете, я такая же ужасная, как все.
Я был настолько поражен, что у меня трубка вывалилась изо рта. Это была пенковая трубка, весьма приятного цвета, — и она разбилась.
Я сердито сказал Меган:
— Смотрите, что вы натворили!
Это странное дитя, вместо того чтобы расстроиться, откровенно усмехнулось:
— Я поступаю, как вы.
Ответ ее прозвучал яростно. Можно вообразить, что так ответила бы собака, умеющая говорить, — хотя это может оказаться заблуждением относительно собак. Мне пришло в голову, что Меган, несмотря на свое сходство с лошадью, имеет собачий характер. И уж конечно, она была не вполне человеком.
— Что вы сказали перед тем, как она разбилась? — спросил я, тщательно собирая осколки заветной трубки.
— Я сказала, что полагаю — вы считаете меня ужасной, — повторила Меган, но уже совсем другим тоном.
— Почему бы я должен так считать?
Меган серьезно объяснила:
— Потому что я ужасная.
Я резко сказал:
— Не будьте дурочкой.
Меган тряхнула головой:
— Все точно. Я не дурочка. Хотя многие так обо мне думают. Они не знают, что я прекрасно понимаю, чего они хотят, и что я постоянно ненавижу их.
— Ненавидите их?
— Да, — отрезала Меган.
Ее глаза — недетские грустные глаза — смотрели на меня пристально, не мигая. Это был долгий, внимательный взгляд.
— Вы бы тоже ненавидели людей, если бы были похожи на меня, — сказала она. — Если бы вы были нежеланны.
— Вам не кажется, что вы слегка нездоровы? — спросил я.
— Да, — сказала Меган. — Это самое говорят все, когда слышат правду. А это правда. Меня не хотят видеть в доме, и я понимаю почему. Мамуля ничуть не любит меня. Я думаю, я напоминаю ей отца, а он был жесток с ней, ужасно жесток, судя по тому, что я слышала. Только матери не могут сказать, что им не нужны их дети, и сбежать от них. Или съесть их. Кошки ведь съедают тех котят, которых не любят. Мне кажется, это благоразумно. Ни пустой траты времени, ни неприятностей. А вот человеческие матери не оставляют своих детей, даже присматривают за ними. Пока я жила в школе, все было не так уж плохо, но вы же видите, что мамуле хотелось бы остаться с моим приемным отцом и мальчиками.
