Сердце взволнованно трепещет, и снова появляется надежда. С одной стороны, было бы просто замечательно обнаружить подземный ход, потому что я могу избежать камер, с другой — не знаю, где он заканчивается и в каком месте я окажусь. Но я должна пойти на риск.
Однако радоваться рано, я забегаю далеко вперед. Сначала необходимо отыскать доказательства своей теории, найти вход.
Я проникаю в темную часовню и удивляюсь: даже сейчас от алтаря исходит золотой блеск солнечных лучей. На мгновение я закрываю глаза и пытаюсь припомнить. Я лежала там, на скамейке, а Себастиан вышел из-за алтаря. Тот самый Себастиан, что сейчас с проломленным черепом остался на полу в кабинке подъемника.
Но не об этом нужно думать, а лишь о том, как вызволить из подвала остальных, прежде чем с ними случится нечто подобное. Со стороны лавок кажется, что алтарь расположен вплотную к стене капеллы, но вблизи я замечаю свободное пространство, куда можно проскользнуть.
Стены здесь увешаны тонкими гобеленами со сценами из жизни пресвятой Девы Марии.
Я с надеждой заглядываю за каждый гобелен и ничего не нахожу! Я перепроверяю еще раз, но гобелены не прикрывают дверь, это лишь украшения. Если двери нет в стене, остается пол.
К сожалению, за алтарем темно. Пол выложен таким же зеленовато-розовым мрамором, как и алтарь, и никаких щелей, ничего. Очевидно, я теряю драгоценное время.
Вспоминаю, что у многих церквей есть крипта, своего рода подвал под алтарным помещением. Часовня кажется мне слишком маленькой для того, чтобы делать в ней крипту, но я все же становлюсь на колени и свечу фонариком вокруг.
Наконец я поднимаю алтарное покрывало и вижу маленькую дверь в полу. Открываю ее и свечу вниз, там находится лестница. В дверь я могу пролезть, только согнувшись в три погибели, травмированная лодыжка снова дает о себе знать.
Я с удивлением обнаруживаю, что здесь, внизу, откуда-то пробивается свет. Нужно быть осторожнее. Возможно, свет означает, что я здесь не одна.
Осторожно спускаюсь по лестнице. Но с каждой пройденной ступенькой мое сердце начинает биться быстрее, к горлу подкатывает комок. Ко мне медленно приходит осознание, что бояться здесь нечего, но страх все сильнее. Что-то витает в прохладном воздухе… Чувствуется какой-то запах. Здесь пахнет не только пылью, землей и воском, нет, в воздухе висит аромат зеленого мандарина — крем для рук. Эта удивительная смесь, которой пахло только от мамы.
Глава 34
Мама! Мама! С надеждой я преодолеваю последние ступени. Может, ее здесь держат насильно? Неужели Себастиан поэтому так смутился? Вдруг моя мама говорила с ним и он понял, что ее придется отпустить? Может, его убили потому, что он ее нашел?
Я хочу позвать ее, но что-то удерживает меня. На последней ступеньке я оборачиваюсь. Три узких потолочных светильника неярко освещают низкую комнату, потолок которой подпирается шестью гладкими колоннами. В центре холодной комнаты — маленький алтарь, на котором горят толстые восковые свечки. Их пляшущие отсветы озаряют потолок крипты.
Слишком опасно оставлять без присмотра горящие свечи. Значит, здесь должен быть человек, который их зажег. Моя мать! Она должна быть здесь! Живая! Но почему тут такая гробовая тишина? Я слышу лишь свое взволнованное дыхание.
Нерешительно прохожу дальше.
— Мама! — зову ее я. — Мама?
Но ответа нет.
В стенах ниши, в них стоят старые каменные саркофаги. Во всех нишах темно, кроме одной: ее освещают бесчисленные свечи. Все словно ведет меня туда. Но внутри рождается чувство, что нужно бежать прочь отсюда. Здесь все мертвенно тихо. Кроме меня, никто не дышит.
Воск капает на каменный пол.
Пламя свечей колеблется.
Еще шаг.
И тут все мои надежды рушатся, потому что она здесь. Она действительно здесь, она не лежит на дне озера. Я склоняюсь к ней ближе, чтобы убедиться. Ее глаза закрыты, накрашенные губы расслаблены. На первый взгляд кажется, что она просто спит, но во время сна она никогда не складывала руки на животе, словно в молитве.
У нее никогда не было этой голубой накидки и такого желтого складчатого платья из шелка, никогда она не заплетала волосы в такой венок.
Она не полировала ногти и не носила на шее такого чудесно мерцающего украшения.
Кто-то нарядил ее, словно царицу. Небесную царицу.
Но это не Дева Мария.
Эта мертвая красавица — моя мать.
Я беру ее за руку: «Мама, как мне хочется, чтобы ты сжала мою руку». Ее пальцы кажутся намного мягче, чем раньше, но они ужасно холодные, и я отдергиваю руку. И только теперь ко мне в полной мере приходит осознание, что она мертва, что все кончено. Все кончено.
Слезы бегут по моим щекам, я безудержно всхлипываю, потом снова беру ее руку, сжимаю крепко, словно хочу передать частичку своего тепла. Как бы я хотела сейчас высказать все, чего никогда не говорила, хотела бы взять обратно все отвратительные слова, только бы получилось отмотать время назад.
Я упираюсь лбом в ее руку, голова такая тяжелая, такая же, как и сердце, которое захлебывается в черном масляном море вопросов и упреков.
Как она сюда попала? Пришла ли она сюда добровольно, могла ли я ее спасти?
Была ли она жива во время грозы? Почему я не почувствовала, что она здесь?
Внезапно эта маслянистая жидкость во мне загорается и пылает. Я хочу кричать на мать за то, что она врала мне, хочу взять ее за руку, чтобы попросить прощения, и прежде всего хочу, чтобы кто-нибудь заплатил за ее смерть. Дорого заплатил.
Тут я понимаю, что не могу допустить следующих смертей. Довольно того, что пришлось умереть ей, что убит Себастиан.
Мне нужно как можно скорее вернуться в замок и освободить всех. Но как я оставлю ее здесь внизу одну, теперь, после того как наконец отыскала?
«Эмма, беги скорей, беги, я подожду тебя здесь», — я прямо слышу, как она шепчет мне. Меня раздирают противоречия, но я кладу ее руку обратно на живот. Что-то привлекает мое внимание, и, затаив дыхание, я переворачиваю ее кисть, чтобы осмотреть ладонь. Я обнаруживаю их. Ее старые шрамы, и теперь я знаю, что они означают на самом деле. Они кажутся мне темно-красными, мне чудится, что из них капает свежая кровь. Но это всего лишь воображение, потому что моя мать мертва.
Глава 35
Ненависть кипит в моей душе, когда я отправляюсь в замок, чтобы спасти остальных. Лишь она одна двигает меня вперед и заглушает печаль, но для нее у меня будет уйма времени, целая жизнь.
Дверь я обнаруживаю в противоположном конце крипты, и она не заперта. Сырой запах плесени бьет мне в нос, а когда я проскальзываю в коридор, в темноте передо мной светится пара звериных глаз, но существо быстро скрывается от света.
