«Крысаны», – догадался Ваня.
Странно, но теперь он неожиданно для самого себя собрался, приготовившись дать бой мерзким существам. Исчезла дрожь, страх ушел куда-то глубоко в подсознание и там, на самом дне, почти не ощущался. Справа Ваня увидел шесть мерзких созданий, очень похожих на крыс, но с длинными мускулистыми лапами и раздвоенными на концах хвостами. Тут же послышался вскрик Штефана. Ваня развернулся: сзади на сталкеров надвигались еще полторы дюжины крысанов. Все они достигали примерно половины человеческого роста.
Мохнатые твари неторопливо и беззвучно подбирались к окруженным с трех сторон жертвам. Впрочем, возможно, мутантов не было слышно из-за мощных порывов ветра, гудящего в опустелых многоэтажках. Глаза крысанов сверкали злыми красноватыми огоньками, поджарые тела напрягались в готовности рвать теплую плоть незваных гостей.
Трезво оценив шансы, Ваня решил, что живыми они не уйдут. Если, конечно, крысаны не испугаются автоматной пальбы и не отступят после убийства нескольких сородичей. Если же почти три десятка зверей догадаются атаковать одновременно, людям несдобровать.
– В головы! Одиночными! Постепенно отступаем к стене дома! – прокричал штурмбаннфюрер и знаками обозначил сектора, которые должны защищать бойцы.
Штефану достался самый легкий участок: на начальном этапе боя он должен был обороняться всего лишь от трех мутантов. На долю Вани выпала боковая улица, с которой подкрадывались шесть крысанов. Брут взял на себя труднейшую задачу: биться со всеми остальными тварями, подбирающимися сзади.
– Огонь! – скомандовал штурмбаннфюрер, решив упредить нападение.
Ваня выстрелил. Один из крысанов, взвизгнув, начал оседать. Не дожидаясь, пока зверь упадет на землю, парень прицелился в новую тварь, нажал на спуск и отступил на два шага к стене. Опять выстрел, и еще два шага назад. Твари наконец-то догадались атаковать и бесшумно кинулись на людей. Ваня успел еще дважды огрызнуться из автомата, прежде чем уперся спиной в стену многоэтажки.
На ледяной декабрьской земле остались лежать с десяток мутантов, но остальные, ощерившись, короткими рывками неслись навстречу сталкерам. Ваня понял, что успеет выстрелить еще один, в лучшем случае – два раза, а потом наступит конец. Краем глаза, он заметил истошно мычавшего от ужаса Штефана, дергающего затвор заклинившего автомата. Ваня прицелился, чтобы выстрелить в последний раз и унести с собой в могилу хотя бы еще одну тварь.
И в этот миг случилось нечто непонятное. Откуда-то сверху послышалось резкое шуршание, а потом с крыши дома, под стеной которого оборонялись люди, кто-то молниеносно метнулся вниз, в стаю крысанов. Исполинское извивающееся тело разметало взвывших от ужаса мохнатых мутантов. Секунду спустя они обратились в паническое беспорядочное бегство.
Оправившись от первого шока, Ваня разглядел внезапно спасшего их монстра. Это был гигантский удав с головой, похожей на собачью. Ваня не решился определить его размеры – настолько тот был велик. Из огромной пасти рептилии торчали задние лапы и дергающийся раздвоенный хвост крысана. Еще один зверь отчаянно сучил лапами, тщетно пытаясь вырваться из стальных объятий окольцевавшего несчастную жертву удава. Два глотательных движения – и монстр пожрал крысана, а второго сжал так, что хруст костей на какой-то миг заглушил шум ветра.
Пальцы Вани коснулись спускового крючка.
– Нет! – рявкнул Брут и с силой потянул ствол автомата вниз. – Это Нидхёгг, Неспящий Змей. Жрет крысанов и прочую мерзость.
– Откуда он? – опустив оружие, прошептал Ваня так тихо, что штурмбаннфюрер вряд ли услышал его сквозь противогаз.
Однако Брут ответил, указав на цилиндрообразную высотку:
– Он живет за этой многоэтажкой, в Антроповском сквере. Он теплокровный и никогда не дремлет, и никогда не трогает воинов Рейха, – штурмбаннфюрер посмотрел на Штефана, который все никак не мог справиться с отказавшим автоматом, и несильно пнул его ногой, – кроме дебилов. Ты оружие когда в последний раз чистил, убожество?
– Это не мой автомат, – попытался оправдаться Штефан, – мне его таким выдали…
– Ладно, – отмахнулся штурмбаннфюрер, – я с тобой потом разберусь! Времени нет, нужно бежать дальше.
Уже минуту спустя они оказались в подвале высотки. К удивлению Вани, здесь было намного теплее, чем на улице, но запахи, пробивающиеся даже через фильтр противогаза, оставляли желать лучшего.
– Сюда просачивается дерьмо Нидхёгга, – сказал Брут, разгребая мусор под ногами. – Воняет, зато неплохо греет. Посвети мне, Ганс!
Ваня осветил фонарем ноги штурмбаннфюрера и увидел металлический квадратный люк на стальных петлях. Брут резким рывком открыл его и ткнул пальцем в черную дыру, – видимо, лаз, ведущий в метро.
– Штефан, лезь первым! Там лестница, – скомандовал штурмбаннфюрер.
Штефан, нервно дернувшись, опустился на четвереньки и, пятясь, вслепую принялся искать ногами ступеньки невидимой лестницы.
– Быстрее, ушлепок! – гаркнул штурмбаннфюрер.
Видимо, Штефан боялся разъяренного офицера Четвертого Рейха больше бездонной темноты: он почти сразу же нашел ступеньки и исчез в дыре.
– Теперь ты, Ганс, – сказал Брут.
Ваня заметил, что голос штурмбаннфюрера заметно смягчился, и это порадовало парня. Лаз оказался узкой, почти отвесной трубой. Дышать здесь было заметно тяжелее. Ваня то и дело светил вниз, выхватывая из темноты голову Штефана. Почему-то вспомнился анекдотичный случай, произошедший почти полгода назад, когда Брут хорошенько поколотил Штефана. Его тогда еще не повысили до должности палача, и был он обычным подмастерьем заплечных дел.
Штефана Поппеля направили на Тверскую охранять арестанта, приговоренного к казни через повешенье. Был ли это троцкист, анархист или самый обыкновенный шпион Красной Линии, история умалчивает, – но смертник однозначно обладал весьма тонким и малодоступным для быдловатой массы метрожителей чувством юмора. В свою последнюю ночь он умудрился разговорить Штефана и научил его песне украинских коллаборационистов, тесно сотрудничавших с немецкими наци во время Второй мировой войны.
Вернувшись на Пушкинскую после казни, Штефан гордо расхаживал по платформе и распевал: «Аванти пополло, алла рискоса! Бандера росса! Бандера росса!», пока его случайно не услышал Брут. Штурмбаннфюрер Четвертого Рейха после пары хороших ударов по ребрам объяснил незадачливому арийцу, что «Бандера росса» означает «Красное знамя», и поет он вовсе не гимн украинских националистов, а песню итальянских коммунистов.
Впрочем, всю комичность ситуации кроме самого штурмбаннфюрера оценил, пожалуй, только Ваня, с детства увлекавшийся иностранными языками и собравший на Баррикадной целую коллекцию словарей и самоучителей. Зато язык кулаков и боли был понятен абсолютно всем, и потому Штефан так боялся Брута.
Спустившись вниз, штурмбаннфюрер наконец разрешил снять противогазы. Еще какое-то время пошныряв по узким ходам, группа, наконец, вышла в туннель, показавшийся Ване после тесных коридорчиков необычайно просторным.
