– Эти сны могут быть разными? – спросила Арина, подойдя к окну. За французским, от пола до потолка стеклом, было видно кусочек солнца. Скоро станет совсем светло. Максим подошел к ней сзади и обнял, положил руки ей на талию и поцеловал в плечо.
– Они могут быть разными, – сказал он, – но есть вещи, которые всегда одинаковые. Сон может начинаться по-разному. В последнее время они начинаются с тебя.
– С меня? – вздрогнула Арина.
– Да, с тебя. Я вижу тебя в «Боинге», ты кончаешь и смотришь на меня. Помнишь, как это было? Но потом самолет начинает падать, а я смотрю на это падение с земли и ничего не могу поделать. Иногда это твоя клиника, но в клетках сидят люди. Впрочем, с этим образом у меня нет особых вопросов. Но если я расскажу тебе, ты поймешь, что связалась с монстром.
– Я и так понимаю это, – прошептала Арина, глядя, как солнце встает над Москвой.
– Да? – тихо рассмеялся он. – Это облегчает мою ношу. Дело в том, что мой отец… Как бы это сказать помягче… Наверное, тут нет никакого способа сказать такое помягче. У моего отца тоже имеются разнообразные пристрастия в сексе. Скорее необычные, хотя он никогда не делал из этого проблемы. В нашем доме можно было столкнуться с чем угодно. Он легко мог бы иметь отношения с десятком шлюх сразу, причем в одно и то же время. И меня он приглашал присоединиться.
– А ты что? – еле выдохнула Арина.
– То есть спал ли я с его шлюхами? Нет, мне это не доставляло наслаждения. Но однажды, к примеру, я забрел к отцу в спальню и долго играл в слова с какой-то девушкой, запертой рядом с его кроватью в старинной железной клетке. Такие использовали для наказаний в инквизиции, а сейчас их делают просто для развлечения. Такое вот детство. Девушка, кстати, выиграла. И я ей принес еды.
Максим нагнулся и бросил взгляд на Аринино лицо.
– Ты еще не хочешь бежать в полицию? Если захочешь, не рекомендую, потому что мой папа все равно неподсуден. Но дело даже не в этом. Девушка в клетке все равно была проституткой, она на это пошла добровольно. Она еще много раз приезжала. Папа был ее любимый клиент. Знаешь, сидеть в клетке не так уж тяжело. Если после этого можно купить квартиру.
– Хорошо, значит, твой отец держит в клетках девушек, и они тебе снятся, – нахмурилась Арина.
– Мои сны – совсем другое.
– Но ведь ты и меня тоже пытался запихнуть в клетку.
– Ах да! – удивленно кивнул Максим. – Действительно. Это-то и пугает. То, насколько я пошел в папочку.
– Но женщины в клетках – не суть твоего кошмара, да? – Арина ничего не могла поделать, она злилась. Почему мужчинам нравятся такие вещи?
А почему тебе самой нравилось, когда он связывал тебя? Так нравится быть беззащитной в его руках?
– Нет, не суть, – холодно согласился он. – Это, скорее, приятная его часть. Девушки в клетках, девушки, привязанные к крестам, наподобие того, что ты видела на Горианских играх, помнишь? Арина?
– Я все помню.
– Мне снится, как ты стоишь передо мной на коленях. Снятся твои глаза, ты снишься мне с широко открытым ртом. Но это – другие сны, хорошие. Такие сны я с радостью готов сделать явью. Пусть кто угодно говорит мне об извращениях.
– Я не говорю об извращениях! – вмешалась Арина. – Я и сама люблю… сама не знаю почему.
– Зато я знаю. В этом есть что-то первобытное, что-то освобождающее, когда ты распростерта передо мной, связанная мной, бессильная передо мной. Или когда ты сопротивляешься, но все равно оказываешься в моей власти, и я овладеваю тобой так, как хочу, и тогда, когда я хочу этого. Мало что может быть лучше этого. Но иногда ночи бывают другими, и тогда…
– Что тогда?
Небо падает на землю. И приходят чудовища.
Арина заметила, как Максим напрягся, его руки сжали ее плечи. Может быть, ей не стоит его мучить? Зачем заставлять его вспоминать? Но что-то подсказывало ей, что рано или поздно ей нужно узнать все, если она хочет остаться с ним. Если это вообще возможно для них – быть вместе.
– Чудовища? – осторожно спросила она.
– Ты хочешь все, да? – горько усмехнулся он. – Да, одно невидимое, но я всегда знаю, что оно там. Горящие глаза, голубые, как лед в глетчерах. У него длинные когти, и оно всегда пытается меня убить.
– Убить? – вздрогнула Арина, но Максим не слушал ее.
– Я лежу в кровати и не могу из нее выбраться. Никогда не могу выбраться из этой чертовой кровати, рядом со мной плюшевый медведь, черт его знает почему, а эта тварь подбирается ко мне и режет меня на куски своим когтем. И я беспомощен, понимаешь? Поэтому я никогда, ни за что не могу уснуть ни в одной кровати. И ненавижу медведей.
Максим ударил кулаком по стеклу столешницы так сильно, что на стекле появилась трещина. Арина вздрогнула и обернулась. Его лицо было белее снега, он смотрел куда-то в глубь самого себя, и глаза его были полны страха и ненависти.
– Боже мой! – Голос Арины шелестел, как эхо, как листья на ветру.
– Но есть и второе чудовище, Арина. Другое чудовище – это женщина. Я вижу ее все время, одну и ту же. У нее светлые волосы и колокольчик в соске, и она абсолютно голая. У нее глаза змеи. Я не знаю, как объяснить тебе, почему она чудовище, ведь она не делает ничего такого. Она смеется, и этот чертов колокольчик звенит. А потом…
Он остановился и тряхнул головой.
– Я не понимаю, зачем тебе это, – пробормотал он. – Что ты хочешь услышать, Арина? Кровь, и боль, и куски человеческого тела снятся мне. И плюшевые мишки. Крики людей, которым больно. Очень больно, по-настоящему больно. И это страшно, по-настоящему страшно. Каждый раз внутри меня что-то умирает, когда я вижу эти сны.
– Хватит! – прошептала Арина, но Максим зло развернул ее к себе и смотрел на нее, не давая отвернуться в сторону.
– Ты же хотела этого? Все знать? Но что я могу рассказать словами? А хочешь, я нарисую их тебе? – вдруг воскликнул Максим зло. – Это удовлетворит твое любопытство сполна?
– Не нужно, пожалуйста! – Но Максим подошел к письменному столу, достал бумагу и принялся резко, порывисто наносить на листы линии, размазывать их пальцами, сверяясь со своими воспоминаниями. Перед глазами Арины появлялись лица, потоки темной крови, большая кровать, смеющееся лицо женщины с проколотым соском. Максим рисовал, не останавливаясь – быстро, мастерски, добиваясь магического, леденящего кровь реализма. Так же он рисовал и саму Арину – по своей памяти. Арина беззвучно плакала, она сползла по стене на пол и закрыла лицо руками, она не могла этого больше видеть, но и деться она никуда не могла. Совсем как Максим, когда он пытался сбросить с себя этот ужасный сон и не мог проснуться.
Листопад из ужасных рисунков завалил весь пол у камина. Арина сидела молча и качалась вперед-назад. Она понятия не имела, как она может ему помочь.
Наконец Максим со злостью переломил карандаш, посмотрел на Арину коротким колючим взглядом и с яростью бросил половинки на пол. Через минуту он куда-то ушел, хлопнув дверью и растворившись в прохладе утреннего воздуха быстрее, чем Арина успела собраться с мыслями и броситься за ним.
