– Не брыкайся! Танитриэль права. Она королева и ответственность за совершенные поступки несет перед высшими силами.
– Нет! Так нельзя! Лорд Скиминок…
– Его не вернешь. А ее не спасти. Как ей жить с клеймом убийцы милорда? Она же сойдет с ума! Поверь, дура, смерть для нее – милосердие…
Все. Хватит решать за меня. На сегодня довольно. Предлагаю дать слово тринадцатому ландграфу!
Ну почему меня никто не видит?! Даже как-то неудобно стоять здесь перед всем народом… Вроде бы я тут изгаляюсь, как хочу, выпендриваюсь направо-налево, а прочие мне подыгрывают. Делают вид, что на мне шапка-невидимка, и удивленно вытягивают лица, как бы искренне веря в происходящее. Забавно!..
Когда палач торжественно уложил Луну на затянутую в черное плаху, поначалу я думал просто его стукнуть. Потом мне стало стыдно. В сущности, у мужика такая скотская работа, что уж тут… Не он это придумал, просто у него оказались наиболее подходящие данные. За что бить? Я встал у него за спиной.
Барабаны буквально сходили с ума от яростной дроби. Палач картинно взмахнул топором и… Главное было вовремя использовать его замах! Я мягко наложил ладони на топорище, чуть отклонив его в сторону. Никакой помехи силе удара, где мне с этим бугаем тягаться… Широкое кованое лезвие так рубануло по плахе, что от дубового комля отлетел приличный чурбачок. Но у лежащей наемницы не пострадал и волос…
Толпа ахнула! Я нахально раскланялся. Палач сосредоточенно чесал в затылке, виновато поглядывая на бледную Танитриэль. Королева Локхайма какое-то время нервно кусала губы, потом взмахнула платком. Обрадованный палач поднял удивленную наемницу, отводя чуть в сторону, установил ее на табуретку и накинул на шею петлю. Так, здесь задачка посложнее… Пожалуй, без небольшой демонстрации дзю-до не обойтись. Может не хватить времени на развязывание узлов. Вновь грянули барабанные палочки, рискуя расшибить деревянные лбы о натянутую ослиную кожу. Я встал в боевую стойку, закрывая спиной казнимую. Мужик размахнулся и ударил ногой, целя в табурет. Как же! Его сапог попал в мой захват, я резко крутанул ступню, палач вылетел с помоста, свалив по дороге здоровенный чан с кипящей простоквашей! Как сам не обварился, ума не приложу… А я то все гадал, что ж это у них так паршиво пахнет? Додумались – простоквашу кипятить! Кулинары, мать их за ногу… Ого, а народ-то начал бухтеть! Из толпы раздавались недоуменно-протестующие возгласы. Юная Вероника вырвалась из ослабевших рук своей наставницы и завопила в полный голос:
– Она невинна! Небо не хочет ее смерти!
Королева Локхайма рвала на лоскуты батистовый платочек, а я не спеша развязывал узел на шее у совершенно обалдевшей Луны. Когда наемница легко спрыгнула с табурета, все заткнулись. Горгулия Таймс решительно направилась к королевской ложе, по-видимому, и до нее начала доходить несуразность происходящего. Палач вновь поднялся на эшафот, сбивчиво извиняясь перед публикой. Показательная казнь в честь тринадцатого ландграфа быстро превращалась в несанкционированный бардак. С помощью двух мрачных гвардейцев Луну привязали к широкой доске, и четверо лучников шагнули вперед, вытаскивая стрелы. Ну, ребята, час от часу не легче… Да что я тут весь день буду изображать божественное вмешательство?! Хватит! Я даже не стал ждать, пока они толком прицелятся. Парни встали в ряд, подняли луки, и я с разбегу изо всех сил толкнул крайнего в плечо. Он стукнулся о соседа, тот о другого, в общем, двое упали, третий сломал лук, четвертый выпустил стрелу в голубые небеса.
Народные массы прямо-таки взревели! Из ворот Локхайма вылетел гвардеец, за ним еще двое, следом рука об руку вышли Лия и Бульдозер. Лица супругов были суровы, оба сжимали мечи. Минутой позже к ним присоединилась Вероника. Еще чуть-чуть – и начнется генеральное смертоубийство. От моих ребят нет спасения! Убить их еще возможно, хотя… проблематично. А вот на колени перед силой они не встанут ни добровольно, ни под угрозами! Положение спасла Танитриэль. Гордая королева Локхайма устало вытерла пот со лба, дав знак своим людям:
– Развяжите ее! Я признаю волю небес. Она не повинна в смерти ландграфа…
Уф! Дело сделано, можно отдохнуть. Я так понял, что мероприятие на сегодня далеко не закончено. Впереди похороны. Моя команда окружила Луну, чувствовалось, что они не дадут ее в обиду.
– Ты в порядке? Если бы Жан не так копошился, мы бы давно были здесь. Не бойся, мы все им покажем! Покажем, да?
– Меня держала Горгулия Таймс! Если бы не она, мы бы уже улетели на метле. Пока они поднимут Локхайм, пока пустятся в погоню… В общем, держись поближе ко мне – если что, сразу прыгай на помело!
– Они не причинили вам вреда? Простите за нескромность, мне показалось, вы дороги милорду. Во имя его светлой памяти, как его верный оруженосец, я предлагаю вам свой меч. Мы все позаботимся о том, чтобы вы в полной безопасности вернулись в свой дом.
Спасибо… Спасибо всем! Со мной или без меня – вы очень славные. Не каждому так везет на друзей… Будет возможность – с меня причитается!
– Ребята… Я должна вам всем сказать – дух милорда здесь! – Луна произнесла эти слова на выдохе, восторженным полушепотом. Мои головорезы ахнули… – Я общалась с ним в тюрьме, и он позволил мне жить.
– Как?
– В подземелье сегодня появился шумящий дух. Он разбросал солому, жонглировал в воздухе кружкой и отвечал на все вопросы.
– А это действительно дух милорда?! – с сомнением прищурилась Вероника. – Много таких барабашек разгуливают по сырым подвалам…
– Он самый! Кому ж еще быть? Представляете, когда я стала уверять его, что хочу умереть, он стукнул меня кружкой по лбу!
– Как это по-ландграфски! – дружно согласилась моя команда.
На чем разговор, собственно, и оборвался. Каждый задумался о своем. У Лии опять набежали слезы на глаза, Бульдозер слишком пристально разглядывал проплывающие облака, судорожно делая глотательные движения, деятельная практикантка сосредоточенно грызла ногти, незаметно хлюпая красивым носом. Луна остановилась взглядом на моем гробу, куда уже подходили местные жители для последнего прощания с телом покойного. Я тоже было направился в ту сторону, но позади раздались суматошные крики, и толпа так шарахнулась назад, что я едва выскользнул. Весь люд сгрудился у белоснежных стен Локхайма, а из-за замка Бесса неторопливым боевым порядком выходили войска.
Война! Здесь всегда война. Каждый день кто-нибудь с кем-нибудь воюет… Спрятаться невозможно! Политика невмешательства считается преступной, и частенько две группировки объединяются, чтобы отмутузить третью только за то, что она не поддерживает ни первую, ни вторую. Знаете, где по-настоящему спокойно? В гостях у Смерти. Во всем остальном мире – война!
Все обалдели от неожиданности. Ну, естественно, меня нет, народ утратил бдительность, углубился во всепоглощающую скорбь и забыл, где находится, – результат налицо! В первых рядах разношерстного сброда нечисти на гнедом птеродактиле ехал небезызвестный женишок, Якобс Зингельгофер. Вероника! А это, между прочим, по твоей части. Должна была догадаться, что дражайший зубастик наверняка бросится в погоню, как отлежится. Ни один нормальный мужчина не простит такого унизительного удара. Судя по тому, как осторожно сидит в седле, последствия дают о себе знать по сию пору. Предупреждал же, ну почему позабыли об элементарных мерах предосторожности?! Часовых было лень выставить, стратеги вислоухие… Рядом с Якобсом на вороной кобыле восседал сбежавший принц. Раюмсдаль горделиво осматривал присутствующих. Козе понятно, что Локхайм не успеет подняться в воздух, дабы обрушить на врага гром и молнии! Тающий Город совершенно не приспособлен для боя на земле. Стены скорее декоративные, перильца золоченые – толпа рогатых варваров захлестнет его прежде, чем там успеют дать приказ о подъеме. Гвардия королевы не велика, едва ли сотня умелых, закаленных в сражениях воинов. Они будут драться до последнего, но их слишком мало. Народ не в счет, они местные, им здесь жить, погибать за Локхайм или за семью Бессов никто особенно не разбежится. Ну, кто там еще способен оказать сопротивление? Моя банда будет биться, как крейсер «Варяг»! Но их всего четверо. Кришнаиты пришли. Сколько лет, сколько зим… Давненько не встречались! На похороны пожаловали? Или у бритоголовых иные планы? Ладно, ладно, сейчас сами все расскажут. Боже мой, а это кто? Прямо перед моим гробом, зависая между двумя противоборствующими сторонами, из переливающегося тумана возникло старушечье лицо неулыбчивой госпожи Гнойленберг. Миловидненькая бабушка Раюмсдаля озирала мое бездыханное тело с жадным, почти плотоядным интересом.
