– Но все-таки к каким выводам вы пришли? – возбужденно спросил Данилов. – С чем согласился наш общий друг Зубцов?
– С тем, что на нашей планете существует некая система. Совершенно засекреченный и наднациональный управляющий комитет. Мистер Даллес, в числе других, был его членом. И мне, в частности, он диктовал, когда приказывал уничтожить двух великих сынов России, не свою собственную волю и не приказ американского правительства, а указание системы. Которая желала и желает, чтобы человечество развивалось совершенно определенным образом. А именно – не лезло в межпланетные путешествия и исследования, а замкнулось на себе и собственной планете. Сидело тихо и наращивало интернет-ресурсы и социальные сети. А вот когда мы, наконец, станем такими, какими чужие хотят нас сделать, – они придут и завладеют нами. Всем нашим миром. И времени до этого момента осталось совсем немного.
Когда Макнелли-Аминьев закончил свой монолог, повисла долгая значительная пауза. Выглядело это впечатляюще и даже немного зловеще: высокий загорелый американец в плаще – на смотровой площадке Воробьевых гор, на фоне миллионнооконной Москвы и ее проспектов с тысячами автомобилей.
И тут позади него скрипнули тормоза, на бешеной скорости подлетели и остановились два черных микроавтобуса. Оттуда посыпались люди в черном, в масках на лице и с короткими автоматами – точь-в‑точь такие, как третьего дня в черноморской бухточке. Двое из них схватили американца. Последнее, что видел Данилов, – как вдруг дернулось его тело, а потом безжизненно обмякло в руках спецназовцев. В этот миг двое других подскочили к нему самому, скрутили, и через минуту он уже сидел внутри микроавтобуса с мешком на голове и руками, скованными наручниками. Рядом плотно сидели бойцы, и от них отчетливо разило потом. Автобус сорвался с места и помчался куда-то на предельной скорости.
Варя
После того как они вернулись с юга и Данилов высадил ее у подножия генеральского дома на Новослободской, на связь он больше не выходил. И это было странно. Ладно, вчера – можно понять: отсыпался, приходил в себя. (Хотя все равно вечером мог позвонить или хотя бы эсэмэску бросить.) Но сегодня он должен был всего-то выполнить просьбу Зубцова – встретить в час дня в «Шереметьево» американца и привезти в гостиницу. Даже если самолет опоздал или пробки – что ему мешало сказать ей пару слов по телефону? Или все тем же «шорт месседжем» отделаться? Неужели она настолько надоела ему за время отдыха и последних приключений? Или он просто втихую решил от нее избавиться? Слиться без ссор и объяснений? Ну, это паранойя, сурово оборвала себя Варвара.
Они с Петренко вернулись в расположение комиссии. Прогулка, длившаяся больше двух часов, взбодрила кровь. Легкие напитались кислородом. Глаза порадовались желто-зелено-алым краскам ранней осени. Надо было сесть и написать отчет о том, что она выполнила задание – как сказал Петренко, обо всем, что произошло, за исключением откровений Зубцова у вечернего костра. Однако писать не хотелось. Мысли неминуемо сворачивали на последние слова отставника. Неужели Посещение (о котором она – да, в числе очень немногих людей на земле – знала) являлось на самом деле не благом, как она считала? И вмешательство чужих в развитие цивилизации несет, в конечном итоге, не добро людям, а, напротив, беду?
Однако ближе к вечеру мысли все чаще стали сбиваться на Данилова. Он так и не позвонил, и она потихоньку начинала беспокоиться, что с ним. Не случилось ли чего? Ладно, она с ранней юности терпеть не могла первой делать шаг навстречу парням – однако Зубцов, слава богу, несмотря на все свои старания, мобильники еще не отменил. Она просто узнает, жив ли он.
Нигде в ее телефоне фамилии Данилова не значилось – смешная и устаревшая предосторожность, учитывая, как быстро Петренко вывел ее на чистую воду. Она щелкнула по «избранному», потом по «Леше». Раздались безнадежные длинные гудки. Значит, он чем-то сильно занят, подумалось ей, увидит звонок и наберет. Но прошло полчаса, потом час, а там и полтора. Варя постаралась сосредоточиться на отчете. Однако слова – видимо, потому, что ей предстояло лукавить, или потому, что она не составила для себя представления о том, кто Зубцов, друг или враг, полезную деятельность ведет или бредит, – слова не слушались, казались ей необработанными чугунными чушками, которые с трудом пролезали в заготовленные им гнезда. Помещение комиссии (где каждый сидел в отдельном, отведенном только одному сотруднику кабинете) постепенно пустело. Заглянул на прощание Петренко, увидел, что она корпит над отчетом, пробормотал почему-то по-украински (хотя мовы не знал и употреблял ее крайне редко):
– Працуешь? Це дило.
Когда прошло два часа, как она набирала Данилова, а его мобильник не ответил, она вызвала его еще раз. И опять – длинные гудки. И этот его неответ, словно спусковой крючок, открыл шлюз для настоящего беспокойства: наверное, с ним что-то случилось! Что-то произошло, и она не в силах помочь!
Варя позвонила Алексею домой. Как и следовало ожидать, никто не откликнулся. Тогда она набрала номер Лешиного офиса – тоже никого, только приятный баритон Сименса рассказывает, куда вы позвонили. Кстати, Сименс, импресарио и помощник Данилова, был, в сущности, единственным их общим знакомым. Крайне мало она все-таки знала об Алексее! И она решилась побеспокоить Сименса.
Его голос тоже звучал озадаченно, если не взволнованно:
– Сам не представляю, куда он провалился! Раза четыре ему звонил, надо решить с расписанием на ближайшее время, с гастролями в Самару – а он трубу не снимает!
Варя взяла с импресарио слово, что тот сам немедленно позвонит ей, если Данилов появится на горизонте, нажала на «отбой» и сразу решила, что все возможные легальные пути розыска возлюбленного она исчерпала и пора воспользоваться возможностями комиссии. Тем более что она ими никогда не злоупотребляла. Или почти никогда.
У нее имелся, через свой рабочий компьютер, тщательно запароленный выход в программу определения местоположения любого включенного мобильника. «Ну держись, Данилов, если ты завис у какой-нибудь стервы!» – пробормотала Кононова сквозь зубы. Вошла в программу и ввела номер бойфренда.
На фоне карты страны закрутилось виртуальное колесико. «Идет поиск…» – повисло предупреждение. А потом карта с огромной скоростью стала укрупняться: вот Московская область… Москва… Внутренности Третьего кольца… Садового… И вдруг – стоп. Найдено.
В первый момент Варя даже тряхнула головой, не поверив своим глазам.
Мобильник Данилова находился внутри «дома два» по улице Лубянке – главной резиденции российской тайной полиции.
Данилов
Его никто не допрашивал, не оформлял. Вытащили из машины, не снимая мешка с головы, быстро-быстро провели несколько шагов по двору, потом по лестнице куда-то вниз, потом по гулкому коридору. Затем небольшая заминка, его вталкивают в помещение, срывают с головы покров, и за ним захлопывается дверь.
Он находится в камере, самой натуральной, тюремной. Даже не в камере – кажется, это называется бокс. Малюсенькое помещение, хорошо если два метра в длину. А в ширину и того меньше – полтора. Ровно половину бокса занимает деревянная лавка, от стены до стены. Окон нет. Зато потолки вышиной метра три. Под потолком яркая лампочка в плафоне. Металлическая дверь, в ней «глазок», но такой, чтобы не ты в него смотрел, а тебя всего видели.
