Это самая нудная часть работы – ждать, пока яйца прокрасятся. Если вынуть яйца из краски слишком рано, они получатся бледными. По счастью, мне было о чем подумать, пока яйца булькали в кипящей цветной воде.
Итак, мне необходимо установить связь с Уиллом. Вчера днем он так и не появился возле музея, а мне очень хотелось услышать историю с увольнением из Братства от него самого. Наверняка этот рассказ будет отличаться от версии Фагенбуша.
Это значит, что мне придется самой навестить Уилла. В прошлом я не раз отправлялась туда, где, по моим расчетам, должен был находиться Уилл, и он всегда там оказывался. Буду надеяться, что удача еще не отвернулась от меня. Ну, а если мне не повезет, есть еще адрес, по которому живет семья Уилла – его на весь театр Альказар объявил Крысеныш.
Между прочим, мы накрасили больше яиц, чем сможем съесть. Вернее, Генри в его нынешнем состоянии, возможно, мог бы съесть их все, но тогда он точно умрет от заворота кишок. И я решила, что отнесу часть яиц Уиллу – уверена, это будет отличный пасхальный подарок ему и его семье.
Спустя примерно час, когда мама уехала в музей, а Генри ушел в свою комнату с чашкой мятного чая – лечить свой желудок, – я пробралась в кладовку и стала готовиться к походу.
Я сняла с крючка старую корзинку, с которой ходила на рынок наша кухарка, и положила в нее дюжину только что окрашенных яиц. Корзинка с яйцами выглядела очень красиво, но оставалась слишком пустой.
Я залезла на стул и пошарила на верхней полке кладовой, там, где прячут сладости мама и кухарка – это место открыл и в свое время показал мне Генри. Там я нашла пакет с лимонными дольками, несколько мятных карамелей и перевязанных ленточками леденцов, завалявшихся здесь еще с Рождества. Была здесь и миска с крашеными яйцами, только гораздо более тяжелыми, чем те, которые красили мы с мамой. Я догадалась, что это особые яйца, их наша кухарка наполнила шоколадом. Моя рука замерла над миской. И для меня, и для Генри шоколадные яйца были самым любимым пасхальным лакомством, и яиц этих в миске лежало совсем не много, всего дюжина.
Но, с другой стороны, Генри, кажется, уже объелся до тошноты, обойдется. А я… тоже обойдусь до следующего года. И я переложила семь шоколадных яиц в корзинку.
Ну, вот, другое дело. Теперь корзинка выглядела что надо. Я влезла в свое пальто, взяла корзинку и выскользнула из дома через черный ход. Путь мне предстоял неблизкий, но пусть это будет своего рода покаянием за то, что именно я, прежде всего, втянула Уилла во все эти неприятности.
Увы, ни прекрасная погода, ни чувство покаяния не улучшили район, в котором жила семья Уилла. Дойдя до Семерки, я почувствовала себя очень неуютно – улочки и особенно переулки здесь были узкими, грязными, и хотя на них постоянно попадались люди, они не занимались тем, чем обычно занимаются прохожие. Они не шли за покупками, не спешили в гости или на работу, не разговаривали друг с другом, но просто торчали без дела в подворотнях, кутаясь в тонкие потертые пальтишки (у многих и этого не было), и безнадежно смотрели в никуда своими пустыми выцветшими глазами. Даже сам воздух, казалось, был здесь тяжелее и грязнее. Многие, заметив мою корзинку, долго провожали ее голодным взглядом – я крепче сжала ручку корзинки, подняла голову и прибавила шагу.
Я никогда не была в доме Уилла, но помнила его адрес, который назвал Крысеныш во время представления Ови Бубу в театре Альказар.
Я знала, что где-то в этом районе находится участок, на котором Уилл промышлял воровством, и предположила, что он должен быть неподалеку от его дома. Но, углубляясь все дальше в эту часть города, я все больше начинала подозревать, что такое предположение могло оказаться ошибочным.
Я подошла вплотную к Ноттингем Корт и замедлила шаги, когда увидела, что за дома в этом районе. Не дома – самые настоящие лачуги, беспорядочно разбросанные на пустыре. Ни улиц, ни хотя бы табличек с номерами домов – ничего этого не было и в помине. Как же, черт побери, я найду здесь Уилла? Кто-то вдруг взял меня за локоть – я вздрогнула, пискнула, прижала обеими руками к груди свою драгоценную корзинку и обернулась посмотреть, кто это собирается украсть ее у меня.
В следующую секунду я увидела знакомые синие глаза и огромные розовые уши, на которых держалась огромная, не по размеру, шляпа-котелок.
– Сопляк! – облегченно вздохнула я.
– Привет, мисс. Что вы тут делаете? – спросил Сопляк, не сводя глаз с моей корзинки.
– Вот пришла навестить тебя и твою семью, принесла подарок к Пасхе. Уилл дома?
Узнав, что корзинка предназначена для его семьи, Сопляк заметно повеселел.
– Да, мисс, он дома. Пойдемте.
С этими словами Сопляк подхватил меня под локоть и поволок вместе с корзинкой к одному из немногих в этих трущобах более или менее больших домов. Ловко лавируя между группками неподвижно стоявших людей, подвел меня к входной двери.
Хотя зеваки не двигались с места, мне было очень неуютно под взглядами, которыми они нас провожали, и я обрадовалась, когда нырнула, наконец, вслед за Сопляком внутрь дома.
Там, внутри, было сыро, холодно, пахло плесенью и еще чем-то противным. Прямо в передней стояли койки, на которых ютились какие-то люди.
– Сюда, мисс, – Сопляк жестом указал направление, и мы быстро двинулись вперед. Преодолев два лестничных пролета, мы оказались в коридоре, вдоль которого тянулись облупленные покоробившиеся двери. Сопляк провел меня по всему коридору до самой дальней двери, громко постучал в нее, крикнул: «Это мы!» и вошел внутрь. Я в растерянности осталась стоять возле двери.
– Кто там с тобой, Соппи? – услышала я голос Уилла.
– Одна девчонка. Ты ее знаешь, ты работал с ней.
Уилл бросил то, чем он там занимался (не знаю, чем именно), поспешил к двери и выглянул в нее.
– Мисс? – спросил он. В его глазах что-то промелькнуло – я приняла это за смущение. Уилл деликатно, но твердо оттеснил меня дальше в коридор, закрыл за собой дверь, а затем сложил руки на груди и посмотрел на меня. На его щеках пылали красные пятна.
– Что вы здесь делаете? – спросил он.
– Это правда, что тебя уволили? – вопросом на вопрос ответила я.
– Да, – его лицо чуточку расслабилось. – Из-за этого типа, как его, Фиги-в-душе.
– Мне очень жаль. Я была уверена, что когда ты передашь Вигмеру все, о чем я просила, он поймет…
– Вы ни в чем не виноваты, мисс. Я не успел ни единого слова вставить. Когда я пришел, за мной по пятам бросился цепной пес, Бойторп, я от него удрал, но когда вошел в кабинет Вигги, там уже был этот тип, Фига-в-душе. Вигги спросил, есть ли у меня для него сообщение от вас, и я ответил, что да, и очень важное, и тогда гад Фига сказал: «Ну, что я вам говорил, сэр?» Я повернулся к нему и сказал: «А как она могла передать сообщение через вас, если вы, вместо того, чтобы быть в музее, как положено, ошиваетесь здесь?» Тут Вигги закричал: «Хватит!» и сказал, что я уволен. Я спросил, хочет он сначала выслушать ваше сообщение, а он ответил, что нет. Сказал, что будет ждать, пока вы его передадите как положено.
