– Ну да, разумеется… – Мои плечи опустились, крылья надежды тоже. Я быстро оглянулась, ища глазами маму – вряд ли ей понравится, что ее дочь вот так запросто болтает с одним из местных оборванцев. По счастью, мама о чем-то разговаривала сейчас с железнодорожным кассиром, и я вновь повернулась к Гаджи.
– Ну и ладно, все равно я рада тебя видеть. Хочу как следует отблагодарить тебя. – Судьба этого мальчишки не давала мне покоя с той минуты, когда я узнала, что из-за меня он лишился работы. – Я обещала тебе хорошо заплатить. – С этими словами я полезла в карман своей юбки.
– Очень хорошо, что мисс об этом помнит, – усмехнулся Гаджи.
– Вот. – Я вытащила несколько монет и протянула их ему. Оглянувшись, я увидела, что мама закончила свои дела у кассы. – Ты должен уйти до того, как вернется моя мама, – сказала я Гаджи. – Удачи тебе и спасибо!
С этими словами я легонько подтолкнула Гаджи, давая знак, чтобы он уходил. Я должна вести себя предельно осторожно, если не хочу, чтобы мама до самого отъезда из Египта посадила меня под замок.
– Но мисс…
– Ты помнишь, сколько у тебя было бы неприятностей, надумай ты вернуться к своему хозяину без ослика? Вот и у меня их будет столько же, если мама увидит, что я разговариваю с посторонними. Пожалуйста, уходи. Я действительно очень благодарна тебе за все, что ты для меня сделал.
Гаджи понимающе покосился в сторону моей мамы, кивнул головой, а затем молча растворился в толпе пассажиров.
И как раз вовремя, потому что рядом со мной уже появилась мама и привела с собой носильщика.
– С кем это ты здесь болтаешь, Тео? – с ходу спросила она.
– Ни с кем, мама.
– Не лги. Я видела, как ты разговаривала с мальчишкой-египтянином.
– Ах, это, – небрежно махнула я рукой. – Он просто просил бакшиш.
– Ну хорошо, – сразу успокоилась мама. – Но не забывай вести себя осторожнее и не вступай в разговоры с кем попало. Если я не буду уверена в том, что ты…
– Можешь быть уверена, мама! Я просто сказала ему «нет» и велела немедленно уйти.
– Отлично, – коротко кивнула мама. – А теперь пойдем, пока и этот поезд не ушел без нас.
Мы безо всяких приключений добрались до вагона и вошли в свое купе. Оно было роскошнее, чем то, в котором мы ехали из Александрии в Каир, и больше напоминало не купе, а уютную гостиную. Мы с удовольствием уселись на мягких диванчиках, мама вытащила свой блокнот и принялась что-то писать в нем, а я подтянула ближе к себе корзинку с Исидой.
– А можно я выну ее… – начала я.
– Нет. Ни в коем случае, – не поднимая головы, ответила мама.
Я громко вздохнула, затем приблизила лицо почти вплотную к крышке корзинки и прошептала:
– Прости, Исида. Мама сказала «нет».
Пусть Исида знает, по чьей милости ей приходится сидеть взаперти в тесной корзинке. Затем я посмотрела на маму. Она действительно собирается до самого конца путешествия все свободное время либо писать что-то в дневнике, либо перечитывать написанное? Какая скука! Я вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что она там пишет, и словно невзначай спросила:
– А ты на всех раскопках ведешь свой дневник, мама?
– Да, дорогая, – рассеянно ответила мама. – На всех.
– И на тех раскопках, когда я родилась, тоже?
Рука, в которой мама держала авторучку, замерла в воздухе.
– Я… Не помню, появилась у меня уже к тому времени привычка вести дневник или нет. – Отвечая, мама не подняла глаз от дневника, и у меня появилось отчетливое ощущение, что она темнит.
– А по дороге в Луксор мы будем проезжать мимо храма, в котором я родилась? Его можно рассмотреть из окна поезда?
– Нет, – коротко и сухо ответила мама. – Думаю, что нет.
Я повернула голову в сторону коридора и едва не вскрикнула, увидев стоящую за застекленной дверью нашего купе маленькую фигурку и прижатое к стеклу лицо с расплющенным носом. В следующую секунду я узнала Гаджи.
Я перевела взгляд на маму, но она с головой погрузилась в свои записи. Тогда я вновь повернула голову к двери и одними губами беззвучно спросила: «Что?»
Гаджи головой показал, чтобы я вышла к нему в коридор.
Я отрицательно покачала головой и осторожно ткнула пальцем в сторону мамы, указывая причину своего отказа.
– Прекрати вертеться, Тео, – не поднимая головы, пробормотала мама.
– Да, мама, – ответила я, по-прежнему не сводя глаз с Гаджи. А он тем временем порылся в складках своего… ну да, мишлаха, все время забываю, как зовут эту хламиду, вытащил что-то наружу и поднес к стеклу. Увидев, что это, я не удержалась и ахнула от неожиданности.
Ридикюль! Мой любимый, дорогой чертов ридикюль!
В ту же секунду Гаджи попался на глаза нашему проводнику, который решительным шагом направился, чтобы прогнать оборванца из своего вагона. Ощутив какую-то суматоху, мама оторвалась от своего дневника и тоже посмотрела сквозь дверь купе.
– Мама, это мальчик, которому я обещала дать бакшиш. Сказала, что попрошу у тебя пару монеток для него. Дашь?
– Думаю, это не лучшая идея. Подачки развращают человека, Тео.
Я выпучила глаза и плаксивым тоном продолжила:
– Ну пожалуйста! Он слегка напоминает мне Генри, и мне вдруг представилось, как наш Генри стоит один посреди длинной платформы и просит у прохожих копеечку на хлеб…
– Типун тебе на язык, Тео! Как такое может случиться с твоим братом? У тебя воспаленное воображение. Ну ладно, дай ему денег, и пусть идет своей дорогой. – Она открыла кошелек, вытащила из него несколько монет и пересыпала в мою протянутую ладонь.
– Спасибо, мамочка! – Я вскочила на ноги, поцеловала ее в щеку и бросилась сквозь дверь в коридор, где проводник уже отчитывал Гаджи, осыпая его, как я догадалась, отборной арабской бранью.
– Все в порядке! – воскликнула я, с ходу встревая в их ссору. – Он со мной.
Проводник замолчал, нахмурился, а затем недоверчиво спросил, уже по-английски:
– С вами, мисс?
– Да, я попросила его найти меня в поезде. Он… принес одну вещь, которую я оставила.
– Ну ладно, – согласился проводник. – Только давайте поживее. Поезд сейчас отправится.
Он в последний раз окинул Гаджи презрительным взглядом и перешел к следующему купе.
Как только проводник отошел подальше, я вплотную придвинулась к Гаджи и прошептала:
– Где ты нашел мой ридикюль?
– Это не я, это Сефу, – улыбнулся Гаджи. – Вчера вечером он возвратился ко мне и притащил с собой эту сумку.
Гаджи протянул мне ридикюль, я быстро схватила его и с замиранием сердца почувствовала его привычную тяжесть, но, наученная горьким опытом, сразу же приоткрыла ридикюль и заглянула внутрь, желая убедиться в том, что шар бога Ра не подменили каким-нибудь апельсином. Шар подмигнул мне из темноты ридикюля своим золотым боком – все в порядке!
