– От вашего друга, мистера Делейни.
– А.
– У вас тоже есть второе «я»? – спросила Люси, просто чтобы поддержать разговор, но оказалось, что Виверн воспринял ее вопрос очень серьезно.
– Дейви, – произнес он тихо. – Я уже не мальчик, но некоторые члены семьи продолжают называть меня так.
Его слова ничуть не прояснили, почему для него так важно это детское имя.
– Под членами семьи вы подразумеваете свою сестру, леди Эмлин?
– Нет, она называет меня Дэвидом. Я имею в виду дядю, тетю и двоюродных брата и сестер. – Вероятно, он сообразил, что она озадачена, поэтому добавил: – Нас с сестрой Сюзан воспитали дядя Натаниель и тетя Мириам.
Его тон о многом сказал Люси.
– Вы их любите.
– Конечно. Они из тех, кто своим великодушием и добросердечностью объединяет семьи и даже целые общины. Без таких людей мир развалился бы на куски.
– Они вам очень дороги.
– Вы, кажется, удивлены?
– Наверное, потому, что мне не показалось, будто вы выросли в любви и заботе.
– А почему у вас сложилось такое мнение?
– Вероятно, начиталась романов. А ваша мама? Как она вас называет?
– Если как-то и называет, то Дэвидом.
– «Если»?
– Мы никогда не были близки: леди Белл связалась с кабатчиком-контрабандистом и сбагрила своих детей родственникам.
– Это было для вас ударом.
– Откажитесь от традиционного мышления. Тетя Мириам стала для меня матерью с первых дней моей жизни. Если что-то и омрачало мое детство, так это страх, что леди Белл, ради каприза, затребует нас назад.
Люси захотелось обнять и утешить этого большого ребенка, однако в ее силах было лишь увести разговор в более безопасные воды.
– Ну а теперь вы стали графом-крестьянином. Как же вы допустили, что лорд Стивенхоуп украл у вас красавицу Ифигению?
– Браки заключаются на небесах. Пусть он мучается над рифмой для «Ифигения», а она – наслаждается тем, что кто-то решил сложить в ее честь стихи.
– Зато я освободилась от него, слава богу.
– Наверное, как ваш привилегированный поклонник, я должен был бы сочинить оду в вашу честь.
Люси резко повернулась к нему.
– Даже не думайте!
– Неумно, неумно, – покачал головой Виверн. – Я попробую сочинить сонет.
– Вы расплатитесь поцелуем за каждую строчку. – Сообразив, что только что сказала, Люси пробормотала: – Проклятье.
Виверн от души хохотал, и Люси, обрадовавшись, что смогла его развеселить, почувствовала себя победительницей.
– Я слишком много времени провожу в окружении грубых мужчин. Вот с языка иногда и срывается.
– Восхитительно.
Люси нахмурилась и посмотрела на него.
– Я имела в виду, что лишу вас тех поцелуев, которые должна вам, по одному за каждую строчку.
– Вы очень жестоки, Люси Поттер.
– Будет лучше, если вы заранее узнаете об этом. Кстати, а какая у вас фамилия?
Он пожал плечами.
– Если по-простому, то Виверн. Бо́льшую часть жизни меня звали Дэвид Керслейк, а сейчас – Дэвид Саммерфорд, но я не пожелал отречься от дяди Натаниеля и тети Мириам и стал Керслейк-Саммерфордом.
– До чего же сложная у вас ситуация.
– Вы и половины не знаете.
В его словах был скрытый смысл, но Люси почувствовала, что углубляться в тему не стоит, так как они могут оказаться на зыбкой почве.
Намеренно или случайно они пошли в противоположную сторону от того места, где терпеливо ждала Ханна, олицетворяя собой благоразумие и здравомыслие – тихую гавань. Люси знала, что ей следовало бы вернуться туда, но продолжала уходить прочь. Если ей суждено куда-то прийти с этим мужчиной, она должна предварительно раскрыть некоторые из его тайн.
Эта мысль напомнила ей об одной загадке, на которую указал отец.
– Разве дядя и тетя не знали, что вы законнорожденный сын графа?
– Никто этого не знал.
– Только ваша мать и граф?
– Вероятно. В этом нет ничего необычного.
– В том, что титулованный отец игнорировал собственного сына и наследника?
– Чего вы добиваетесь? Желаете выяснить мерзкие подробности?
Щиты сняты со стен, горны трубят тревогу. Очень интересно.
– Просто мой отец обратил внимание на то, что у вас странная ситуация.
– Значит, и он лезет в мои дела. Он нанял шпиков, чтобы следить за мной?
– Естественно, нет.
Неожиданно ей захотелось оглядеться по сторонам и проверить, не наблюдает ли кто-нибудь за ними. Ведь ее отец был вполне способен на такое, если бы у него возникли подозрения, что она совершает глупость. Она никого не увидела, но дала себе слово, что впредь будет настороже, и если обнаружит нечто подобное, то тут же положит этому конец.
– Он всегда следит за событиями на всех уровнях, – сказала Люси. – Никто не знает, когда нечто перевернет мир вверх ногами. Однако бдительность не смогла предотвратить смерть моей мамы. Это все перевернуло.
Интересно, спросила она себя, а не пожалеет ли она потом о своей откровенности?
– Вот и моя жизнь изменилась, когда я стал графом.
– Вы бы предпочли, чтобы этого не случилось?
Люси ожидала короткого «да» или «нет», но Виверн задумался. Некоторое время они шли молча, а потом повернули в обратную сторону, к Ханне.
– Со временем новые края становятся привычными, – наконец проговорил он. – Как берега. Когда они внове, то кажутся непонятными и даже причиняют определенные неудобства, но потом все это перестаешь замечать. В графском титуле есть аспекты, которые причиняют неудобства, но есть и много такого, что я с радостью принял. Я уже не могу представить себя в прежней жизни. Что к тому же и невозможно.
– А есть вероятность, что из табакерки выскочит еще один наследник?
– Нет, если судьба не выкинет еще более замысловатый фортель, чем тот, что привел меня сюда.
Люси некоторое время размышляла над его словами.
– Для меня переезд в Мейфэр тоже был странным, но сейчас все стало привычным. И наоборот: по возвращении в Сити некоторые аспекты причинили мне неудобства. Это как всю жизнь носить удобную обувь.
– Не у всех получается – многие вынуждены носить тесную обувь.
Они уже были недалеко от Ханны, но благоразумная горничная смотрела в сторону Серпентайна будто зачарованная.
– Вы заслуживаете комфортной жизни.
