Как Люси и надеялась, ее план сработал, и вот теперь она оказалась в изоляции.
– Люси, что-то случилось?
Она повернулась к Марии.
– Ничего существенного. Я ведь день мучаюсь головной болью, но не хотелось пропускать бал в честь кузины.
Интересно, Мария поверила ей – словам, тону, выражению лица?
– Дальше будет еще хуже: жарко и шумно, – так что езжайте домой, если вам нехорошо. Вандеймен проводит вас.
– Вы очень добры.
– Элис была бы рада знать, что вы окружены заботой. Так что если вам, Люси, понадобится помощь, сочту за честь оказать ее и стать для вас наперсницей.
Люси надеялась, что у нее получается скрывать свои переживания, но Мария всегда отличалась проницательностью и к тому же не была ей чужой.
– Вместо мамы? Когда невеста отца попыталась занять ее место, я пришла в ярость, но вас я воспринимаю по-другому. Хоть вы еще и слишком молоды, но мама считала вас подругой.
– А я – ее. У меня в жизни бывали трудности, и она единственная понимала меня. Она была бы рада видеть вас здесь.
– В ее мире? – спросила Люси, не в силах скрыть горечь.
– На балах и приемах, то есть там, где должна развлекаться молодежь. Она беспокоилась из-за того, что ваш отец слишком настойчиво лепит из вас свое подобие. Ой, простите. Я расстроила вас своей болтовней, к тому же бестактной!
– Нет-нет, всему виной головная боль… Да что это я… нет у меня никакой головной боли. Все так сложно…
– Сейчас не время. Сюда идет Стивенхоуп с леди Ифигенией – видимо, она намерена похвастаться сокровищем, которое вы так опрометчиво выпустили из рук. Приезжайте к нам когда пожелаете, поговорим.
Люси поблагодарила ее и повернулась поздравить счастливую пару, искренне надеясь таким образом сбить спесь со Стивенхоупа.
На первый танец ее пригласил Вандеймен – наверняка по наущению Марии, но Люси была ей благодарна, поскольку понимала, что необходимо продержаться до ночи, а уж потом можно отдаться своим страданиям. Только вряд ли это получится: ведь рядом будет Клара со своими восторгами по поводу бала.
На следующий танец Люси пригласил лорд Чаррингтон, а потом Аутрем, и она танцевала с обоими, пока не стало ясно, что Аутрем воспринял отсутствие Виверна как свой шанс. Когда он пригласил Люси во второй раз, то получил вежливый, но твердый отказ.
Вскоре она поняла, что больше не выдержит, и, сославшись на головную боль, получила от тетки согласие на отъезд домой в сопровождении Вандеймена.
– А может, все-таки твой дядя, дорогая?..
– Нет-нет: вам всем нужно быть здесь, тетя. Я в полной безопасности доберусь до дома с лордом Вандейменом. Все складывается удачно, правда?
Тетя Мэри облегченно улыбнулась.
– Очень удачно. Я даже не надеялась, что придут Сент-Рейвены и Ардены. Клара наслаждается каждым мгновением.
Поддавшись порыву, Люси поцеловала тетку в щеку, чем удивила их обеих, а потом быстрым шагом пошла прочь. У нее на глаза навернулись слезы. Господи, она сама не своя. Да что это с ней?
Лорд Вандеймен оказался идеальным спутником: довез ее до самого дома и не задал ни одного вопрос, – однако Люси от вопросов не удержалась.
– Вы хорошо знаете лорда Виверна, милорд?
– Только как друга моего друга, мисс Поттер.
– Мистера Делейни, как я понимаю.
– Нет. Он тоже друг моего друга. Я имею в виду Эмлина. Мы соседи и дружим почти с колыбели. Наши поместья находятся рядом.
– Как славно…
Он, вероятно, счел ее реплику банальной, но ей действительно казалось славным, когда дружба продолжается всю жизнь.
Ханна помогла ей раздеться и лечь в постель и ушла, и Люси почувствовала себя страшно одинокой.
Дэвид уехал в Девон. Что за срочность? Какие проблемы могли заставить его в одно мгновение сорваться с места? Если бы дела и в самом деле потребовали его присутствия, мог бы и написать…
Его стремительный отъезд осквернил все, что он говорил, все, что она чувствовала, все, во что верила. Она не видела в этом поступке никакого смысла, и от этого сердечная боль становилась сильнее.
Теперь Люси понимала, что значит умереть от разбитого сердца.
Глава 22
Дэвид ехал домой в почтовой карете, поэтому у него была масса времени для размышлений, для сожалений, для поиска поводов выскочить на следующей остановке и со всей возможной скоростью возвратиться в Лондон. Единственной его мечтой было сделать Люси счастливой, и он отлично представлял, как сильно она сейчас страдает, потому что сам испытывал подобные чувства.
Они созданы друг для друга. Умом, душой и телом они как половинки одного целого, если не брать во внимание его сомнительные дела и странную привязанность к поместью, которое у нее не вызывает никаких добрых чувств.
Ночью Дэвид немного поспал в тесноте забитой пассажирами кареты. Сюзан уговаривала его нанять фаэтон, но он отказался тратить деньги впустую, особенно после того как отказался от тридцати тысяч фунтов.
Он женился бы на ней и без денег, если бы был уверен, что сделает ее счастливой.
Дэвид сошел в Хонитоне и нанял лошадь для последнего этапа путешествия. Наслаждаясь свежим воздухом и необозримыми просторами, он пытался убедить себя, что со временем Люси полюбила бы этот край, оценила бы его достоинства.
Дэвид понимал, что плохие дороги, неухоженные живые изгороди, потонувшие в крапиве, буйные заросли ежевики, цепляющиеся за одежду, оттолкнут кого угодно.
Зато ягоды ежевики необыкновенно вкусны, а крапива хорошо тонизирует. Только вот Люси не нужны натуральные продукты: она привыкла покупать все в магазине, ездить по мощеным улицам и ходить по подметенным тротуарам.
Если даже сейчас она и чувствует себя несчастной, не страшно: придет в себя и со временем найдет идеального спутника жизни.
Дэвид въехал в Черч-Виверн совершенно измотанным недосыпом и сердечными муками. Оставив лошадь на постоялом дворе с указанием завтра вернуть хозяину, он направился к маячившему впереди Крейгу: сейчас мрачный замок полностью соответствовал его настроению, – однако вынужден был свернуть с пути. Через несколько минут весть о его возвращении домой достигнет поместья, и если он немедленно не появится там, кто-нибудь из родственников или все семейство ринется в Крейг выяснять, что случилось.
Спустя какое-то время он опять изменил направление и двинулся по тропе, которая шла между поместьем и Крейгом и вела к Драконьей бухте. Все поймут его желание первым делом выяснить, как обстоят дела в орде, потому что он капитан Дрейк.
У Дэвида не было уверенности, что дяде известно о его второй ипостаси – в качестве капитана Дрейка: Керслейк спокойно жил, закрывая глаза на кипучую деятельность контрабандистов и наслаждаясь радостями бытия. Дэвид охотно принимал такое положение вещей и искренне желал, чтобы у него оставалась свобода выбора. Видимо, дядя и тетя решили, будто он, став графом, передал свои полномочия кому-то другому в орде, и Дэвид искренне сожалел о том, что поступить так у него не получилось, потому что среди его людей не нашлось такого, кто сумел бы взять на себя бразды правления в столь сложные времена.
