– Вот дрянь… – запыхавшись фыркнул Микулка и обтер руки о траву. – Чуть на части не порвали. Был бы я один, в миг бы уделали… Дед Зарян, а как вы ее распознали? Девка и девка, а Вы за дубину сразу ухватились.
– Кхе… До чего же ты бестолковый! Они тени не отбрасывают. Нежить…
Микулка призадумался и понял, что больше смотрел на саму девушку, о тени даже не помышлял. Вот тут и понял он смысл рассеянного взора. Кабы всю поляну зрел, все бы и приметил!
Отдышавшись после битвы, Зарян сказал наломать дров побольше и сложить огромный костер.
– Хоть и нежить, а зверям на корм оставлять негоже, еще отравятся… Надо сжечь, с дымом все зло из них выйдет, души успокоятся.
Микулка осторожно побродил среди близких деревьев, собрал валежник, обломил сухостой, сложил костер какой смог. И зачем это старый ведун с мертвечиной возится? Уже бы у ромеев были!
Морщась от омерзения, путники стащили на хворост трупы.
– Сходи, принеси сухой травы для розжигу. – попросил старик.
Микулка побежал к лесу, а когда вернулся с пучком травы, огонь уже жарко пылал, пожирая сгнившую изнутри плоть.
– А из чего Вы огонь высекли? – удивился Микулка.
– Много будешь знать, скоро состаришься. – отшутился Зарян.
Костер прогорал долго, действовал нетерпеливому Микулке на нервы, поэтому в городские ворота путники вошли лишь тогда, когда солнце миновало три четверти своего дневного пути.
7.
Дед Зарян остался на базаре, а Микулка пошел к морским причалам, посмотреть корабли.
Легкий прохладный ветерок морщил бескрайнюю сине-зеленую плоскость невысокими гребнями волн. Ветер пах солью, свежей рыбой и дальними странами, у причалов покачивались просоленные корабли, трещали толстые пеньковые канаты, скрипели сосновые мачты. Микулка с упоением вдыхал этот воздух, жадно пожирая взглядом сверкавшую солнцем синь. Прозрачная вода играла солнцем, подводные камни манили вглубь, призывно махая морской травой. Микулка никогда еще не видел моря так близко и никогда не думал, что оно его так удивит.
В прозрачных небесах надрывно кричали белоснежные чайки, кувыркались в воздушных потоках, камнем падали к воде, хватая рыбу. По причалу взад и вперед сновал, скрипя истертыми досками, разнообразный народ одетый пестро и броско. Тут были и арабы, и чернокожие, от которых оторопь брала, и русичи в богатых кафтанах с соболиной опушкой. У самого края причала стояли три печенега в шапках и толстых халатах, смотрели на всех подозрительно, не опускали рук с рукоятей сабель. Микулка с трудом оторвал от них взгляд, так бы и бросился, да только старик говорил, мол со своим указом в чужой град не ходи…
Не смотря на разношерстность толпы на Микулку обращали внимание, обходя оглядывались, морщили носы неприязненно, выговаривали словечки на незнакомых языках, говорили зло, презрительно. Микулка насупил брови и отошел от причала.
– Что я кораблей не видывал? – буркнул он в обиде себе под нос. – Шастают тут всякие, еще в полушубке дыру проглядят! И так их как в сите…
Он оглянулся на море, вздохнул и пошел в город, поближе к базару.
Не смотря на послеполуденное время, город шумел, жил своей быстрой, непривычной для паренька жизнью. Собирался народ в открытом театре, а правее, на невысоком пригорке, чеканил звонкие удары монетный двор, дымил, гудел пламенем горнов. У монетного двора стояли два воина в сверкающих медных латах, со щитами и копьями, а чуть поодаль резались в кости еще трое, побросав оружие на траву.
На улицах торговали вином и горячей снедью, шкворчавшей на раскаленных углем жаровнях. Микулка выкрутил из пояса пару монет и подошел к лотку, попробовать ромейской сыти. Продавец поначалу и смотреть на Микулку не хотел, только косился неприязненно, но увидав монеты на протянутой ладони, в миг оживился и расплылся в улыбке. Зубам у него во рту тесно не было, видать не уберег в пьяной драке.
– Рууусич… – понимающе протянул продавец. – Деньги есть, давай будем кушать. Сколько денег есть? Много, да? А что хочешь? Мясо есть, вино есть, рыба горячая, в масле жареная!
Микулка сглотнул слюну, глядя на румяные ломтики, шкворчащие в золотистом масле.
– Дайте рыбу и вина.
– Кувшин?
– А что, налить нельзя? – удивился паренек.
– Можно, но кувшин дешевле.
– Как дешевле, вина-то больше!
– Эх, рууусич… Молодой, не грамотный. Кружка вина одну монету стоит. В кувшине шесть кружек, а отдам кувшин за четыре монеты. Две кружки даром!
Микулка искренне удивился такому хитрому счету, но заказал кувшин, дед доволен будет, что он ромея на две кружки обхитрил.
– Рыбу с зеленью или без? – деловито спросил продавец.
– А как дешевле?
– А что, мало денег? – хитро прищурился ромей.
– Не знаю… – честно ответил Микулка. – Мне ваши цены не ведомы, у меня всего десять монет, четыре за вино отдам.
– Как раз! – радостно улыбнулся продавец. – Как раз хватит и на зелень, и на рыбу, и еще на лепешку. Будет лепешка горячая!
Микулка радостно вытрусил из пояса монеты и отдал продавцу. Это ж надо, в точности хватило, даже на хлеб осталось! До чего же умный дед Зарян, все предусмотрел! Он подхватил закрытый пробкой кувшин подмышку, взял двумя руками горячую рыбу, завернутую в лепешку и обжигаясь пошел к базару.
Оказалось, что еда на вид была куда лучше, чем на вкус, да и рыбы там было с воробьиную фигу. Трава да кости. Хлеб давнишний, над паром гретый. Микулка куснул пару раз, сплюнул, вспомнил вкуснющую дедову похлебку из оленины, но выбрасывать лепешку с рыбой не стал – было жаль денег, да и старик наказывал хлеб никогда не бросать. Так и шел он по мощеной улице, прошел каменную баню, удивившись, как можно в такой париться, ни тепла живого, ни аромата древесного, а за баней и базар показался. У самого входа нетерпеливо крутил головой дед Зарян, выискивал в толпе знакомый полушубок.
– А… Вот ты где! – облегченно улыбнулся старик, завидев паренька. – Ну что, нагулялся? Смотрю, прикупил чего-то…
– Это я вина взял, дед Зарян. Еду запить.
– А на что тебе целый кувшин? Лопнешь ведь! Да и хмель с ног сшибет.
– Так я ромея надул! – рассмеялся Микулка, доедая пресную лепешку. – В кувшине шесть кружек, а я заплатил за четыре.
– Кхе… Кхе… Купец… – покачал головой Зарян. – Надул, значить? Хотел кружку взять, монету заплатить, с него выдурили ЧЕТЫРЕ, а он еще радуется! Эх… Простота!
Старик взял кувшин, вытянул пробку, попробовал вина, скривился как середа на пятницу, сплюнул.
– Тьфу, кислятина! Не мудрено, что он эту гадость всучить спешил.
– Так задешево!
