Выпуск новых самолетов теперь находился в ведении Эрхарда Мильха, унаследовавшего вотчину незадачливого Удета. Мильх отчаянно боролся за увеличение темпов производства и выпуска новых боевых машин. Но ему приходилось сталкиваться с неразрешимыми проблемами: уже испытанные типы машин, такие как Хе-111, До-17, Ме-110 и Ме-109Ф, морально устарели, а шедшие им на смену новые типы самолетов еще требовали доработки. Прекрасный истребитель Ме-109Г был оснащен неудачным двигателем фирмы «Даймлер-Бенц», который перегревался. Самолет ФВ-190 тоже мог бы стать прекрасным истребителем, если бы его двигатель БМВ-801 не глох при сбросе скорости. Претерпевший множество доработок и заказанный в количестве 1000 штук еще до окончания летных испытаний, тяжелый истребитель Ме-210 разваливался на куски в полете и при посадке, и поэтому Мильх уже подумывал над тем, чтобы свернуть его производство, хотя 370 недостроенных машин уже заполнили все цеха фирмы «Мессершмитт», а конструктивные узлы для 800 других самолетов продолжали поступать в ангары близ Аусбурга… Оставался еще реактивный самолет Ме-262, современнейшая машина, которой турбореактивные двигатели «Юмо» позволяли летать быстрее любого существовавшего в то время истребителя
[436]
, – но у него возникали проблемы при взлете и он редко приземлялся без поломок. Хотя все это не помешало Герингу сообщить фюреру о том, что в ближайшие три месяца 500 единиц чудесного оружия будут готовы к боевому применению!
Что касалось бомбардировщиков, тут положение было еще более сложным: Хе-177 со спаренными двигателями, который Удет упорно стремился сделать пикирующим бомбардировщиком, с 1939 года страдал неисправимыми дефектами оперения, а его двигатели ДБ-606 и ДБ-610 упорно воспламенялись в полете. После внесения 1300 доработок и потери сорока летчиков-испытателей на вооружение бомбардировочных эскадрилий поступили лишь три дюжины этих машин. Да и те представляли бóльшую опасность для немецких экипажей, чем для противника! В случае с четырехмоторным бомбардировщиком Ю-288, который должен был стать становым хребтом немецкой стратегической авиации, все этих проблем не возникало: вследствие многочисленных переносов сроков выпуска и бесчисленных изменений в спецификации дальше производства опытной партии этих машин дело так и не пошло. Генерал-фельдмаршалу Мильху пришлось организовать производство крупной партии усовершенствованного бомбардировщика Ю-188, «чтобы внушить противнику, что это новый самолет». И ускорить работы по выпуску До-217 взамен До-17, который приходилось использовать на Восточном фронте без запасных частей, поскольку его производство было окончательно прекращено еще осенью 1940 года…
Но на этом проблемы Эрхарда Мильха отнюдь не заканчивались: ему также надо было учитывать позицию начальника Генерального штаба люфтваффе Ешоннека, который выступал за качество в ущерб количеству и уверял, что достаточно выпускать не более 360 истребителей в месяц! Мильху приходилось также считаться с распоряжением фюрера, который дал карт-бланш сухопутным войскам в плане распределения ресурсов, и убеждать вышестоящее начальство в том, что совместное англо-американское производство боевых самолетов намного превосходит мощности Германии, и вести беспощадную борьбу против бюрократов из ОКХ, старавшихся призвать в армию квалифицированных рабочих, чтобы восполнить потери личного состава, понесенные на фронте. Ему пришлось строжайше запретить выпуск автомобилей класса «люкс» и других шикарных машин для руководителей режима, а главное, переубедить Гитлера, намеревавшегося усилить ПВО для защиты национальной территории, а также желавшего наладить производство тяжелых бомбардировщиков. А он, Мильх, не верил в эффективность средств ПВО
[437]
и делал ставку на производство как можно большего числа истребителей, которые смогли бы защитить немецкую территорию. И считал, что стратегические бомбардировки превосходили возможности и задачи люфтваффе. Но для того чтобы убедить в этом фюрера, ему требовалась поддержка непосредственного начальника – рейхсмаршала, министра авиации, главнокомандующего люфтваффе и уполномоченного по четырехлетнему плану Германа Геринга…
А с этим дело обстояло плохо, потому что рейхсмаршал, понимая и принимая доводы статс-секретаря, физически не мог возразить своему идолу. И вопрос заключался вовсе не в том, прав был фюрер или ошибался. Если Гитлер хотел иметь тяжелые бомбардировщики и систему ПВО, это не подлежало обсуждению… Кроме того, в любом случае Геринг оставался выразителем воли своего владыки, вторя его предрассудкам, копируя его реакцию и все его поведение. Это подтвердил генерал Вальтер Шелленберг, начальник VI управления РСХА, занимавшегося внешней разведкой. В своих мемуарах он написал: «В начале 1942 года я принялся собирать материалы о производственных возможностях военной промышленности США. […] Оценку материалов производили лучшие специалисты. Особое внимание мы уделяли американским военно-воздушным силам и увеличению тоннажа судов. […] Через три месяца я представил готовый доклад Гейдриху. Во время чтения […] он в недоумении смотрел на цифры, которые отражали, по нашим прогнозам, производство стали в США: 85–90 миллионов тонн. […] Гейдрих ознакомил с этим докладом Гиммлера, а затем Геринга. Рейхсмаршал вскоре после этого вызвал Гейдриха и меня к себе на беседу. […] Геринг взглянул на меня свысока и отдал мне доклад со словами: “Все, что вы там написали, чепуха. Вам бы лучше провериться у психиатра”. […] Когда Геринг обсуждал доклад с Гитлером, тот сначала впал в раздражение, но потом, наверно под влиянием Геринга, стал относиться к докладу саркастически».
Так и было: Гитлер упорно отказывался верить неприятным сообщениям. Он хотел слышать только то, что совпадало с его идеями того времени. Геринг, несомненно, страдал тем же пороком: он бездумно повторял слова фюрера о том, что американцы способны производить только холодильники и лезвия для бритв. Рейхсмаршал готов был пойти еще дальше, чтобы угодить своему хозяину: именно поэтому он обвинил в трусости и предательстве генералов вермахта, которым в конце 1941 года пришлось отвести войска. А в ходе суда военного трибунала под его председательством, состоявшегося в феврале 1942 года и разбиравшего «дело Шпонека», генерала, который под угрозой окружения своей властью санкционировал отступление с Керченского полуострова 46-й дивизии из состава корпуса, которым командовал, – во время этого суда Геринг настоял на вынесении генералу смертного приговора. Гитлеру пришлось объявить о несогласии с чрезмерно усердным рейхсмаршалом и заменить смертную казнь шестью годами тюремного заключения!
Теперь становится понятно, почему генерал-фельдмаршал Мильх не мог рассчитывать на своего начальника в том, чтобы переубедить фюрера. Но он все равно продолжал гнуть свою линию, решив, что Геринг слишком обременен своими многочисленными обязанностями для того, чтобы вплотную интересоваться деятельностью подчиненного. Мильх все верно рассчитал, так как рейхсмаршал разрывался на части: как уполномоченный по четырехлетнему плану он отвечал одновременно за снабжение рейха стратегическим сырьем и за тяжелую промышленность, которая в условиях войны должна была выпускать все больше и больше продукции. И хотя сам производственными вопросами не занимался, он не мог не интересоваться ими вообще, потому что Гитлер у него требовал отчета о результатах. Так что Герингу приходилось изображать активную деятельность и делать вид, что он лично занимается планированием, производством, строительством, научными изысканиями, вооружением и всем остальным… «Именно тогда, – написал позже Альберт Шпеер
[438]
, – я понял, что Геринг ничего не предпринимал для решения проблем. Когда же вмешивался в их решение, он всего лишь создавал всеобщий беспорядок, поскольку никогда не удосуживался понять суть вопроса, предпочитал принимать импульсивные решения под влиянием своего вдохновения».
