Вернувшись в Германию, Герман Геринг решил: лучше пока не высовываться. Дело было в том, что в районе Сталинграда дела складывались явно не в пользу армий рейха, и надо было быть достаточно наивным, чтобы поверить в то, что рейхсмаршал ежедневно, всерьез и лично занимался привлечением боеспособных транспортных самолетов для снабжения окруженных войск
[472]
. «В ставке фюрера, – вспоминал Шпеер, – Цейцлер каждый день представлял сводки командования 6-й армии о том, сколько тонн продовольствия и боеприпасов получала она по воздуху. Цифры составляли малый процент от обещанного. Гитлер регулярно требовал отчета у Геринга, однако тот постоянно пенял на погоду: туманы, ледяные дожди или снежные бури якобы не позволяют осуществить поставки в намеченных объемах. Но как только погода улучшится, говорил Геринг, он сможет перебросить столько грузов, сколько было обещано. А тем временем в Сталинграде пришлось урезать пайки. Цейцлер распорядился подавать ему в столовой Генерального штаба такое же питание и заметно похудел. Через некоторое время Гитлер сказал ему, что подобное проявление солидарности считает неуместным, и приказал Цейцлеру вновь питаться нормально». Герингу, разумеется, ничего подобного приказывать не было никакой необходимости…
А тем временем южнее Сталинграда фельдмаршал фон Манштейн наконец получил от фюрера разрешение перейти в наступление для деблокады 6-й армии. Он уже получил незначительные подкрепления и теперь имел в подчинении две дивизии 4-й танковой армии и остатки 4-й румынской армии, а также 48-й танковый корпус, который входил в состав оперативной группы «Холлидт», имевшей в своем составе 11-ю танковую дивизию, 336-ю пехотную дивизию и остатки 3-й румынской армии. Начальный план фон Манштейна состоял в том, чтобы силами 4-й танковой армии нанести удар из района Котельниково вдоль Дона с форсированием реки Аксай. А 48-й корпус оперативной группы «Холлидт» должен был подняться вверх по течению Дона, пересечь реку Чир и овладеть Калачом
[473]
. Но Гитлер не позволил фон Манштейну воспользоваться поддержкой 1-й танковой армии из состава группы армий «А» и 16-й моторизованной дивизии, базировавшейся в Элисте. Так что у Манштейна явно не хватало сил для нанесения двух ударов одновременно. Именно поэтому лишь 4-я танковая армия должна была начать наступление на северо-восток, а оперативная группа «Холлидт» оставалась в обороне западнее реки Чир
[474]
. Но еще до начала наступления руки фон Манштейна оказались связанными из-за очередного вмешательства Гитлера: он, конечно, разрешил 6-й армии попытаться вырваться из окружения и соединиться с шедшими на выручку войсками, но запретил сократить линию фронта севернее Сталинграда. Однако состояние армии Паулюса не позволяло ей одновременно удерживать северную часть города и пробиваться на юг. Таким образом, приказ фюрера не давал 6-й армии возможности участвовать в собственном спасении…
[475]
Несмотря на все эти препятствия, к которым добавились плохие погодные условия, 4-я танковая армия начала 12 декабря преодолевать 143 километра, которые отделяли ее от Сталинграда. Вначале она продвигалась быстро: наступление немцев явно застало русских врасплох. Пятнадцатого декабря армия Гота форсировала реку Аксай, 19 декабря перешла реку Мышкову. Но после этого две передовые дивизии встретили ожесточенное сопротивление частей 51-й и 2-й гвардейской советских армий, которые даже сумели перейти в контратаку. А ведь всего 50 километров отделяли танки генерала Гота от Сталинграда, но 6-я армия Паулюса не предприняла ни одной попытки прорыва. Да и что она могла сделать, если все ее шестьдесят пригодных к действию танков имели горючего только на 20 километров марша… Дилемма разрешилась 16 декабря, когда Красная армия начала операцию «Малый Са-турн», вклинившись в оборону 8-й итальянской армии на Среднем Дону, то есть направив удар в тыл группировке Манштейна. И опять советские войска ударили в самом слабом месте боевых порядков противника. А размах их операции снова стал сюрпризом для немцев. Разгром итальянцев вынудил оперативную группу «Холлидт» поспешно отступить на юг, и в тот же день 4-я немецкая танковая армия была отброшена на север, оставшись без прикрытия с запада. Поскольку ее флангу с востока угрожала 28-я советская армия, Готу пришлось развернуться. Операция по выручке 6-й армии провалилась.
Как всегда бывало в подобных случаях, Гитлер стал искать виновных, и находившийся в тот день в ставке под Растенбургом министр иностранных дел Италии Чиано вполне подошел на роль козла отпущения
[476]
. Пауль Шмидт, личный переводчик Гитлера, вспоминал: «Фюрер упрекнул Чиано за поведение итальянских войск на Восточном фронте, заявив, что их низкая боеспособность позволила русским прорвать фронт возле Сталинграда». Посол Альфиери тоже отметил этот эпизод в мемуарах. Он написал: «Гитлер в довольно сдержанной манере, но Геринг и Риббернтоп с прямотой, граничащей с наглостью, заявили Чиано, что отсутствие стойкости у итальянских солдат, которые показали спину врагу, стало причиной отхода по всему фронту в районе Сталинграда». Сам Чиано записал в своем дневнике: «Обстановка была напряженной. Возможно, неутешительные новости усугубили уныние влажного леса вокруг и раздражение от необходимости проживать бок о бок в бараках ставки главнокомандующего. […] Приемные были полны людей, которые курили, ели, болтали. Стоял запах кухни, военной формы, сапог. Все это было по большей части ненужным. По крайней мере большинство этих людей вовсе не должны были там находиться. Начиная с Риббентропа, заставлявшего большую часть своих служащих вести жизнь троглодитов, не имевшую ничего общего с нормальной работой Министерства иностранных дел. Когда я туда приехал, от меня и от моих сотрудников не скрыли неудовольствия, которое вызвало известие о прорыве немецкого фронта в России. Нас даже пытались обвинить в этом. В разговоре с Гевелом, который вращался в ближайшем окружении Гитлера, Панса
[477]
спросил: “Тяжелые ли потери понес наш экспедиционный корпус?” Гевел: “Никаких потерь: они просто убежали”. Панса: “Как и вы от Москвы в прошлом году?” Гевел: “Точно так”».
