«Известно ли вам, что Гитлер, Гиммлер и Геббельс мертвы?
Ответ: Да.
Вопрос: Вы – единственный, оставшийся в живых?
Ответ: Все зависит от того, как на это посмотреть… Но осталось еще много живых нацистов…
Вопрос: Кто были вашими соперниками в борьбе за власть?
Ответ: Гиммлер, а позже Борман.
Вопрос: Они оба мертвы?
Ответ: Какая разница. Я только отвечаю на ваш вопрос.
Вопрос: Вы – последний из крупных нацистских руководителей. Как вам удалось остаться в живых?
Ответ: Это – случай…
Вопрос: Вы считаете себя умеренным политиком гитлеровского режима?
Ответ: Я всегда был умеренным.
Вопрос: Не потому ли вы остались в живых?
Ответ: Нет, не думаю, все вполне могло случиться с точностью до наоборот…»
Его долго расспрашивали о четырехлетнем плане, и Геринг, всегда выглядевший дилетантом в вопросах экономики и почти забросивший свой комиссариат с 1942 года, оказался в состоянии сообщить бесценные и поразительные сведения о механизме управления, методах работы, распределении ответственности и результатах работы предприятий химической промышленности, предприятий по добыче нефти и шахт, входивших в концерн «Герман Геринг Верке». А также сведения о военных заводах, которые три года назад перешли в ведение Шпеера. Его показания относительно различных операций с финансами и счетами, которые он называл по памяти, оказались столь же точными. Но становились весьма туманными, а зачастую ложными, когда речь заходила о его собственных финансах. Он был необычайно красноречив, говоря о внешней политике и военной стратегии Третьего рейха, пусть даже его рассказы были полны бахвальства и преувеличений. Примером этому может служить допрос, проведенный 25 июня майором Кеннетом В. Эшлером из исторического отдела американской армии.
«Эшлер: Что лично вы думали о нашем военном потенциале?
Геринг: Я полагал, что Соединенные Штаты в состоянии быстрее развить авиацию, нежели сухопутные силы, и всегда говорил о возможном росте силы США благодаря их передовым технологиям и мощному экономическому потенциалу. […]
Эшлер: Кто разрабатывал этот план [предусматривавший захват Гибралтара]?
Геринг: У его истоков стоял я. […] Потеря Гибралтара могла бы вынудить англичан запросить мира. То, что этот план не был реализован, стало одной из главных ошибок войны.
Эшлер: Входило ли в ваши планы взятие Дакара?
Геринг: Наш план предусматривал захват всей Северной Африки с целью лишения противника всякой возможности проникновения в район Средиземного моря. […] Дакар, который находится намного южнее, не мог представлять реальной опасности для Средиземноморья. Мы могли бы также захватить Кипр. Я выступал за это сразу же после падения Крита. Мы могли бы так же легко захватить и Мальту»
[662]
.
Вот еще один пример бахвальства Геринга.
«Вопрос: Здесь длинный список медалей, иностранных наград и пр. на целых восьми страницах. Действительно ли у вас самая большая в мире коллекция наград?
Ответ: Мне их присвоили все союзники Германии. Вопрос: Кто в Германии имеет больше наград, чем вы? Ответ: Кронпринц. Гитлер никогда не принимал медали, поэтому они доставались мне, как второму человеку в руководстве рейха…»
Но стоило только перейти к темам, связанным с евреями, как Геринг сразу же терял уверенность в себе. Лейтенант Дюбуа начал с того, что спросил у него, имел ли закон от 3 декабря 1938 года о конфискации имущества евреев какое-нибудь отношение к четырехлетнему плану.
«Ответ: В то время творилось так много беззакония, что надо было издать законы относительно имущества евреев. Поскольку в те времена все законы принимались с прицелом на четырехлетний план, тот закон тоже не стал исключением. […]
Вопрос: Хорошо, но в то время появился еще один подписанный вами декрет, который обязал евреев выплатить штраф в размере миллиарда марок.
Ответ: Это было сделано по приказу Гитлера.
Вопрос: И вам за это не стыдно?
Ответ: Мы тогда этого не понимали.
Вопрос: А теперь понимаете?
Ответ: Не думаю, что этот закон был справедливым. Вопрос: Значит, вам все-таки стыдно за то, что вы его подписали? Или немецкий маршал не может испытывать чувство стыда?
Ответ: Женевская конвенция позволяет мне не отвечать на этот вопрос.
Вопрос: Вы больше не являетесь военнопленным. Война с Германией закончилась. Германия безоговорочно сдалась коалиции объединенных наций. Вы будете отвечать на мой вопрос?
Ответ: Я сожалею об этом. Но вы должны принять во внимание, какая атмосфера царила тогда в стране».
Именно упоминание о царившей тогда в стране атмосфере вызвало новые вопросы – о создании гестапо, о концентрационных лагерях, о деле Рёма, о насильно вывезенных в Германию работниках, о расстреле пленных британских летчиков в шталаге «Люфт III». И множество других вопросов, которые были неприятны для ушей бывшего рейхсмаршала. «На меня надели слишком много шляп», – сказал он своим скептически настроенным собеседникам. Но дело именно в том и заключалось, что их на него продолжали надевать, что даже когда многие из них были ему явно велики, не нашлось никого другого, на кого эти шляпы могли бы быть надеты вместо него… А потом, в одно прекрасное утро, в его комнату вошел человек в форме офицера армии США и произнес на безупречном немецком языке: «Здравствуйте, господин Геринг. Я вот думаю, помните ли вы меня. В последний раз мы с вами виделись очень давно…» Геринг его узнал: это был Роберт Кемпнер, молодой прокурор, которого он бессовестно выгнал с работы в 1933 году! Это очень осложнило дело: американцам он мог хвастливо врать, но Кемпнер на это не купился бы. Талантливый юрист, он слишком хорошо знал о преступлениях нацистского режима и поступках бывшего премьер-министра Пруссии…
Постепенно Геринг начал понимать, что судить его будут не как бывшего маршала побежденной державы, а как оставшегося в живых высокопоставленного руководителя преступного режима. И тогда всего его умения вести себя с людьми, его харизмы и его красноречия может не хватить, чтобы оправдаться. Великий фанфарон, осознав это, сказал Вальтеру Люде-Нойрату, адъютанту адмирала Дёница: «Можете быть уверены, что если они приговорят нас к смерти, то мне первому накинут на шею петлю!» Это было в некотором роде предвидение… Пятого августа 1945 года пленникам сообщили, что их ожидает: они предстанут перед Международным военным трибуналом
[663]
, и фамилия Германа Геринга действительно стояла первой в списке обвиняемых. Это его обескуражило, однако он сказал своим товарищам по заключению: «Что бы ни случилось, можете на меня рассчитывать. Мне есть что сказать на суде».
