В такой обстановке вечером 27 февраля, около 21 часа, загорелось здание рейхстага. На месте пожара был задержан молодой слабоумный голландец Маринус Ван дер Люббе, но к 23 часам, когда пожар был потушен, следователи и свидетели пожара констатировали: очагов возгорания было много, и они были удалены друг от друга, так что вряд ли здание поджег один человек. Геринг приехал к рейхстагу через полчаса после первого сообщения о пожаре. Следом за ним прибыли Гитлер и Геббельс, которые в этот вечер вместе ужинали, а потом появился фон Папен. Взволнованный Гитлер произнес: «Это – знак свыше!» Геббельс сразу же заявил о «преступлении коммунистов». Мартин Зоммерфельдт, который в этот момент находился рядом с Герингом, писал в воспоминаниях: «Геринг стоял в фойе, полном дыма, в окружении полиции и пожарных. […] Видно было, что он сильно огорчен случившимся, но не придавал событию слишком большого значения. Спокойно и в кратких выражениях он приказал мне собрать всю информацию о причинах возгорания и размерах причиненного огнем ущерба, переговорив с пожарными и полицией, и затем подготовить отчет для прессы, представив его для проверки в министерство».
Зоммерфельдт выполнил поручение, составил отчет и вручил его шефу около часа ночи. Вот как он сам об этом рассказал: «Быстро пробежав глазами то, что я написал, он стукнул кулаком по столу, разметав сложенные бумаги, и закричал: “Что за ерунду вы мне суете! Это какой-то нескладный полицейский рапорт, а не политический отчет для прессы!” […] Я с обидой возразил: “Это не ерунда, а точная информация, подтвержденная полицией и пожарными. Это и есть материал для прессы, о котором вы меня просили!” Но он, не слушая, вскричал: “Чушь, чушь собачья! Какие пятьдесят килограммов горючего материала? Да там было десять, а то и сто центнеров горючего!” – “Но это невозможно, господин министр! – возразил я. – Вам никто не поверит, ведь один человек не унесет столько горючего!” – “Да какой один человек! – продолжал он орать. – Это был не один человек, а десять или двадцать! Это же коммунисты, они подожгли рейхстаг, чтобы дать сигнал к восстанию! Восстание уже началось!”». Зоммерфельдт продолжал стоять на своем, и Геринг сам продиктовал отчет секретарше, при этом он все время заглядывал в какую-то бумагу, лежавшую перед ним на столе. В новом отчете говорилось, что рейхстаг подожгли коммунисты, дав сигнал к восстанию, и что «для предотвращения насилия» полиция уже производит аресты коммунистов и закрывает коммунистические газеты, выход которых отныне запрещен. «Он использовал цифровые данные из моего отчета, – говорит Зоммерфельдт, – но увеличил их все в десять раз».
Несколько часов спустя Зоммерфельдт понял, откуда взялся текст, которым пользовался министр внутренних дел, когда диктовал секретарше свою версию случившегося: один из сотрудников Геббельса рассказал ему, что Геринг и Гитлер, покинув рейхстаг, встречались с его шефом, и виртуоз пропаганды передал им проект сообщения для прессы, составленный очень тщательно. То есть заранее, а не по горячим следам события
[107]
. Как бы там ни было, нацисты получили на руки козырные карты: спустя сорок восемь часов был обнародован подписанный Гинденбургом указ «о защите народа и государства», согласно которому временно ограничивалась свобода личности, свобода прессы и право на проведение собраний. Отменялась тайна почтовой переписки, телефонных переговоров и телеграфных отправлений. Предусматривалась смертная казнь за государственную измену, за поджоги и за нападения на представителей законной власти. Имперскому правительству было дано право взять на себя полномочия правительств земель и разрешалось провести арест 5000 «марксистских преступников», список которых был составлен за пару недель до этого… Среди прочих оказались задержанными генеральный секретарь коммунистической партии Германии Эрнст Тельман, идеологи, рядовые активисты, а также депутаты рейхстага от КПГ Торглер и Кюне, болгарские коммунисты Димитров, Танев и Попов, объявленные сообщниками поджигателей. Для ровного счета власти арестовали многих социал-демократов, а помещения основных печатных органов оппозиции закрыли и опечатали. Это значительно повысило шансы НСДАП на победу на выборах 5 марта.
А вездесущий Геринг проявил себя на других фронтах помимо репрессий: 20 февраля он пригласил в свою шикарную «служебную квартиру» на Кайзердам двадцать пять промышленных тузов, включая сталелитейного магната Густава Круппа, Альберта Фоглера, руководившего трестом «Ферейнигте штальверке», и Георга фон Шницлера, директора химического концерна «И. Г. Фарбениндустри». Там они встретились с Гитлером, который произнес туманную речь о необходимости «покончить с марксизмом для установления социального мира и расцвета экономики». После этого Геринг перешел к животрепещущей теме, которая, естественно, касалась получения от промышленников мощной финансовой поддержки. Он заявил: «Те, кто не участвует непосредственно в политической борьбе, должны, по меньшей мере, пойти на необходимые финансовые жертвы… Они тем более согласятся на это, если поймут, что предстоящие выборы станут в Германии последними на десять следующих лет, а возможно, на век». Ловко обрисовывая ситуацию, можно добиться невозможного: в едином порыве расчетливые и хитрые промышленники достали чековые книжки с намерением оказания помощи нацистам в похоронах немецкой демократии…
Результаты выборов 5 марта 1933 года не оправдали ожиданий Гитлера и Геринга, точнее, не соответствовали затраченным усилиям: получив 288 депутатских мандатов и 43,9 процента голосов избирателей, НСДАП конечно же одержала самую крупную победу в истории выборов в Веймарской республике, но получить большинство в рейхстаге она могла только с помощью немецких националистов Гугенберга. Однако для установления абсолютной власти требовалось квалифицированное большинство в количестве двух третей депутатов рейхстага. Но в те смутные времена несколько решительных людей всегда могли подправить просчеты демократии: например, председателю рейхстага Герману Герингу достаточно было признать недействительным 81 мандат, полученный коммунистической партией – большинство кандидатов в депутаты подверглись аресту, – изгнать нескольких депутатов социал-демократов, дать расплывчатые обещания правым националистским партиям и запугать других умелым привлечением штурмовых отрядов и СС. И это все произвело магическое действие: 23 марта немецкие националисты Гугенберга, католический «Центр» и Народная партия Баварии присоединились к НСДАП, сформировав конституционное большинство, и рейхстаг одобрил закон «О чрезвычайных полномочиях», передававший законодательную власть правительству Гитлера на четыре года. Закон позволял правительству принимать любые законные акты без утверждения их рейхстагом. Лишь 94 депутата, в основном социал-демократы, решились проголосовать против этого коллективного самоубийства. «Тихо! Фюрер сам спросит у вас все, что нужно, в свое время!» – приказал Геринг одному из «левых» депутатов, попытавшихся выступить с протестом после голосования. Когда расходились вечером, депутаты понимали, что в этот день пришел конец парламентаризму, демократии… и Веймарской республике.
