Они с Ратибором растянули веревку и принялись вязать утяжные петли.
– Крышку бы чем-нибудь подпереть… – поглядывая на чердачный ход молвил Микулка. – Но тяжелого ничего не видать. Если только вон той длинной жердью…
Он закрыл проем, подобрал жердь толщиной в половину руки, одним концом упер в крышку, а другим в покатую крышу терема, чуть наискось, чтоб заклинило.
– С ходу теперь не возьмут. – довольно оглядел он дело своих рук.
– Ну и славно… – сморщившись от усилия, затянул последний узел Сершхан. – Есть!
– Приготовились! – шепнул Ратибор, накручивая веревку на согнутую в локте руку. – Волк, ты рубишь доски с этой стороны, Микула с другой. Нужно вышибить сразу две, не меньше, а то эти заразы не пролезут, застрянут как жирные лисы в норе. Мы с Сершханом кидаем петли, а тянуть вы нам поможете, не то мы пуп надорвем. Рубаря отличим по голосу, он ведь должен чего-нибудь рявкнуть, посадника по одежке. Все… Начали!
Два отточенных лезвия с шелестом разорвали тьму, доски надсадно крякнули, раскидав по всему чердаку сколотую щепу, но поддались легко, канули вниз, в освещенную масляными плошками комнату. Они упали прямо на стол, посуда и недоеденная снедь разлетелась под грохотнувшим ударом как жидкая грязь от брошенного в лужу камня. Кое кто из дружинников шарахнулся к двери, но могучий рык Рубаря заставил их замереть на пороге.
– Это сверху, уроды! – заорал предводитель. – Где самострелы, так вас и так?!
Тут же мягко свистнули две петли и Рубаревская ругань замерла в горле сдавленным хрипом. Микулка подскочил к Сершхану и помог вытянуть закованного в калантарь вражину, а Ратибор с Волком лихо втащили на чердак разодетого в золоченый кафтан посадника. Тот даже не пискнул, видать обгадился с перепугу, правда несло от него больше медовым перегаром. А вот Рубарь даже с передавленной шеей легко вывернулся из объятий двух витязей, но спрыгнуть вниз не успел – Микулка наотмашь хватанул его Кладенцом плашмя, метя в непокрытую шлемом голову. Незадачливый предводитель растянулся на досках, снеся подбородок в кровь, паренек еще добавил сапогом для уверенности, не то с таким медведищем и втроем не управиться.
Ратибор подхватил безвольно поникшего посадника под мышки и волоком потянул к зиявшему на фоне звезд выходу. Тут же снизу ударили самострельные стрелы да так, что прошили чердачные доски навылет, щепки и солома подлетели до самой крыши, а пять отточенных булатных колышек вонзились в стропила и повисли будто летучие мыши.
– Скорее наверх! – прохрипел стрелок. – Не то прошьют от задницы до макушки!
Он в одиночку вывалил посадника на крышу и вылез сам, помогая подняться Волку. А вот Сершхан с Микулкой немного замешкались – их ноша была куда тяжелее.
Следующий залп ударил нежданно, разорвав темноту размытыми в полете серебристыми стрелами и вся крыша покрылась огненно-рыжими веснушками света, пролезшего снизу в пробитые дырочки. Труха и солома подлетели как от сильного ветра, дрожащие доски протяжно запели на разные голоса. Рубарь громко вскрикнул и тащившие его витязи повалились на пол – шальная стрела прошибла предводителю ногу чуть ниже колена, пригвоздив к продырявленным доскам. Сершхан не задумываясь выхватил саблю и со всего маху перебил стальной стержень у самого пола, только искры ширкнули желтым снопом.
– А-а-а-ххх!!! – выдохнул Микулка, подымая тяжеленного воина. – Леший тебя понеси!
Он втиснул его в зиявший проем и крепкие руки друзей помогли выволочь Рубаря на крышу. Сершхан едва успел выбраться следом – по доскам грохнул следующий залп и в том месте, где только что стояла его нога, проклюнулась щербатая дырочка толщиной с палец.
Ратибор отполз чуть наверх по покатой крыше, кувырком перевалился через верхушку и словно по снежной горке съехал вниз, до самого водосточного желоба. В неверном отсвете факелов глаза цепко выискивали средь толпы знакомую фигуру.
– Черняк! – разглядев заорал он. – Мы взяли обоих! Ловите веревку, растудыть ее… А то из нас сейчас сито сделают, можно будет муку просеивать.
Микулка распустил утяжные петли и отшвырнул концы веревок как можно дальше, чтоб подскочившие мужики не попали под залп самострельщиков. Потом просунул другие концы под поясами посадника и Рубаря, как бы нанизав тех на спускающиеся вниз веревки.
– Держите! – отдал он одну бечеву друзьям, а другую накрепко обкрутил у себя под мышками.
Он напрягся и со всех сил уперся ногой в водяной сток на краю крыши, чтоб не соскользнуть вниз ненароком.
– Оттягивайте подальше! – орал стрелок копошившимся внизу мужикам. – И натяните покрепче, только нас с крыши не стащите, а то будет дел! Обхохочемся… Готовы?
Он пнул обоих пленников и те заскользили вниз по наклоненным веревкам прямо в руки разгневанных осаждавших. Гул ликования ударил в уши, в черное небо полетели здравицы отважным витязям, словно пытаясь донестись до самих Богов, но гулкие удары в чердачную крышку не располагали к купанию в ярких лучах славы.
– Жердь долго не выдержит! – разматывая с груди бечеву, напомнил Микулка. – Надо бы сматываться от лиха подальше.
Витязи поползли через крышу к спасительной веревке, ведущей к терему Черняка.
– Волк, тебе отход прикрывать! – крикнул Ратибор, первым хватая шершавый шнур. – Зарекался ведь больше не лазить… Чтоб меня!
Он скрылся во тьме, продолжая поминать всех черных Богов с верху до низу, потом перешел на божков, а затем и злых духов припомнил. Знал он их много, не то что Микулка – одного лешего.
Удары в чердачную крышку стали чаще, уверенней, жердь извивалась между крышей и полом, похожая на блестящую, растянутую во всю длину змеищу. Нижний конец расщепился как страдальчески разинутый рот и подпорка начала медленно съезжать на бок при каждом ударе.
Волк глянул в чердачный проем и глаза взволнованно блеснули, словно дрогнула слеза от неизбежности скорого конца. Он уже понял, что всем выбраться не удастся – просто не хватит времени. Ничего, главное чтоб други успели уйти!
– Худо дело! – подогнал он оставшихся. – Жердь уже на бок съехала, того и гляди завалится!
Микулка с Сершханом полезли вместе, не дожидаясь пока один доберется до цели, веревка скрипнула, но двойной вес выдержала, только запела на ветру как струна в неумелых пальцах – бестолково, хрипло и жалобно. Певец оглянулся, понимая, что третьему там не место – коль лопнет шнур, всем не покажется мало. Надо ждать. Тьфу ты! Чем они там колотят в несчастную крышку? Аж пыль столбом…
Друзья почти добрались до Черняковского терема, когда жердь расщепилась до половины, размочалилась от частых ударов и медленно, словно нехотя, повалилась в устилавшую доски солому. Трое дружинников скинули крышку на бок и едва вскочив на чердак, спустили тетивы самострелов, метнув булатные жала в сторону светлевшего звездным светом проема. Волк не успел отскочить – серебристые спицы прошили тонкую гонту навылет пронзив вместе с ней утомленную плоть. Кровь бросилась на крышу осколками темного рубина, боль пронизала до самого сердца, застилая глаза тошнотворной мутью. Сила толчками выпрыгивала из разорванной жилы, но в мареве ускользающего сознания билась только одна мысль – други должны уйти!
