Надо отдать должное немецкому коменданту Парижа генералу Дитриху фон Хольтицу, принявшему историческое решение сохранить французскую столицу. «Париж должен быть разрушен до основания, — приказывал фюрер. — Не должно остаться ни одного собора или монумента». Для полного уничтожения германское верховное командование предназначило семьдесят объектов — мостов, заводов и национальных архитектурных шедевров, включая Эйфелеву башню, Триумфальную арку и собор Парижской Богоматери. Гитлер постоянно интересовался: «Горит ли Париж?» Хольтиц сознательно не исполнял приказы фюрера, и в результате столица Франции избежала ожесточенных боев, которые немцы вели примерно в то же время в Варшаве, когда погибло более двухсот тысяч поляков, а город превратился в руины. Хольтиц предпочел сдаться в плен регулярным союзным войскам, заявив шведскому дипломату, который обо всем договаривался с союзниками: он не желает остаться в истории «человеком, разрушившим Париж».
Освобождая Париж, генерал Леклерк потерял 76 человек, хотя на улицах погибло 1600 парижан, в том числе 600 мирных граждан, не имевших никакого отношения к восстанию. Сегодня по всему городу отмечены места, где пали солдаты и «резистанты», и французы чтят их отвагу и самопожертвование. Хотя всем известно, что Леклерк освобождал Париж по той простой причине, что Эйзенхауэр именно для этой цели снял его 2-ю бронетанковую дивизию с более важных сражений, которые вели британские, американские и канадские войска и на севере, и на юге Франции против отборных немецких дивизий. Исходя из политических и престижных соображений, де Голль упросил Эйзенхауэра разрешить, чтобы первыми в Париж вошли французские части. Верховный главнокомандующий сдержал слово, приказав 22 августа Леклерку идти в Париж. Де Голль наставлял Леклерка, чтобы его танки непременно опередили американцев, а Эйзенхауэр, не желая лишать де Голля лучей славы, воздерживался от визита в город до 27 августа.
Есть доля правды в том, что для союзников Париж, как и ранее Рим, не был главной стратегической целью, а его взятие имело в большей мере политическое значение. Историк оккупации Франции Йен Аусби писал: «Плотность населения и сосредоточие культурных памятников исключали воздушные налеты и артиллерийские обстрелы. На вооруженный захват города требовалось время, и он мог привести к многочисленным жертвам, в то время как кампания уже выбилась из графика и вызвала большие потери. Кроме того, Париж не играл никакой существенной тактической роли». Для Омара Брэдли Париж вообще был «некоей точкой на карте».
Первые танки Леклерка (предоставленные американцами «шерманы») покатились по улице Риволи в 9.30 в пятницу, 25 августа. В документе о капитуляции, подписанном Леклерком и Хольтицем, Британия и Соединенные Штаты даже не упоминались. Германские войска сдавались только французам. Аналогичным образом, когда де Голль приехал в Париж и выступил с речью в «Отель де Виль», он заявил: «Париж освобожден французским народом, при помощи армий Франции, при помощи и поддержке всей Франции, Франции сражающейся, истинной, Франции на века». Он тоже не упомянул союзников. На следующее утро, в субботу, 26 августа 1944 года, де Голль возглавлял парадное шествие от Триумфальной арки к Елисейским Полям на благодарственную службу в соборе Парижской Богоматери. Когда лидер национального совета французского Сопротивления Жорж Бидо ненароком выступил вперед, де Голль прошипел: «Чуть-чуть назад, пожалуйста»
[1184]
. Все лавры принадлежат только ему.
Глава 16
НА ЗАПАДНЫХ РУБЕЖАХ
август 1944 — март 1945
Герр Гитлер говорил, что при взрыве бомбы 20 июля его спасло провидение. Я думаю, что с чисто военной точки зрения мы можем с ним согласиться. Для союзников было бы тяжело на завершающем этапе борьбы лишиться такого военного гения, как ефрейтор Шикльгрубер, вносящего столь значительный вклад в нашу победу.
Уинстон Черчилль в палате общин, 28 сентября 1944 года
1
После дня «Д» и до капитуляции Германии западные союзники воевали в Европе еще одиннадцать месяцев, наталкиваясь временами на фанатичное сопротивление немцев, а в Арденнах отбивая жесточайшее контрнаступление. Здравомыслящие немцы тем не менее понимали, что после разгрома группы армий «Центр» на Востоке и падения Парижа на Западе война, по сути, проиграна. Это продемонстрировали и генералы, организовавшие покушение на Гитлера, чего они и не пытались делать, когда положение на фронтах их устраивало. Бросить Фалезский «котел» фельдмаршала фон Клюге заставило вторжение союзников на юге Франции, начавшееся 15 августа 1944 года высадкой войск численностью 86 000 человек только лишь в первый день (операция «Энвил»). Разговоры о секретном сверхоружии могли еще как-то воздействовать на простых солдат, но старший офицерский корпус знал истинное положение дел. Степень веры в вооруженных силах Германии в Гитлера и победу была тем меньше, чем выше звание было у немецкого офицера. Исключение составляли закоренелые нацисты-генералы, такие как Вальтер Модель, Фердинанд Шёрнер и Лотар Рендулич.
Ссылки нацистов на то, что они продолжали сражаться, пытаясь спасти своих жен и дочерей от советских варваров, имели хоть какой-то смысл в пределах Восточного фронта. Но они с неменьшей ожесточенностью сражались и на Западе после завершения операции «Оверлорд», и Макс Гастингс находит объяснение этому факту в том, что немецкие генералы — офицеры СС, прусские аристократы, кадровые вояки и обыкновенные функционеры — «перестали задумываться о своем будущем и рутинно исполняли привычные обязанности»
[1186]
. Исполнять приказы всегда легче и безопаснее, чем действовать самостоятельно. Об этом им напомнило и неудавшееся покушение на фюрера: оно бросило на них тень подозрения и показало одновременно жизнестойкость Гитлера. К тому же все они осознавали, что так или иначе причастны к преступлениям нацистского режима.
Британская разведка располагала собственными доказательствами оппортунизма немецких генералов, полученными от них же самих, и потворства преступлениям против человечности, особенно на Восточном фронте. В период между 1942 и 1945 годами одно из подразделений Секретной разведывательной службы (СИС) — МИ-19 — подслушало и записало 64 427 разговоров между пленными немецкими генералами и другими старшими офицерами, о чем они даже не догадывались. Эти беседы давали представление о том, что действительно думали высшие военачальники Германии о войне, Гитлере, нацизме и друг о друге. И главное, откровения военнопленных опровергали утверждения генералов вермахта, будто они ничего не знали об издевательствах нацистов над евреями, славянами, цыганами и другими «недочеловеками», сваливая все на СС.
Объединенный следственно-допросный центр (Combined Services Detailed Interrogation Centre) располагался в Трент-Парке, великолепной усадьбе семейства Сассун недалеко от Кокфостерс на севере Лондона. Здесь содержались немецкие старшие офицеры, попадавшие в плен к союзникам. Среди них были, например, генерал Вильгельм фон Тома, захваченный в Эль-Аламейне, генерал Ганс Юрген фон Ар-ним, изловленный в Тунисе, и генерал Дитрих фон Хольтиц, сдавшийся в Париже. В центре работали сотни стенографисток, расшифровщиков, переводчиков, звукооператоров помимо подставных лиц и провокаторов, которые должны были разжигать дискуссии
[1187]
.
