Черчилль тоже интересовался военными делами, не столько техникой, если она, конечно, не требовала особого внимания, сколько тактикой и стратегией ведения войны. Гитлер не придавал значения бытовому и материальному обеспечению войск. Черчилль, напротив, постоянно вникал в эти проблемы. Встретят ли их с духовыми оркестрами, когда они возвратятся домой? Получают ли они вовремя письма? 17 июля 1944 года Черчилль указал военному министру П. Дж. Григгу на статью в «Дейли мейл» о том, что «войскам наскучил рацион» и солдатам не хватает хлеба. Григг ответил: уже шесть из двенадцати армейских механизированных пекарен находятся во Франции. «Не довольствуйтесь этим, — сказал Черчилль. — Обеспечьте войска в достатке и хлебом и мясом». Он приказал военному министерству ускорить отправку механизированных пекарен во Францию
[77]
. Подобный диалог вряд ли был бы возможен на совещаниях у Гитлера. И не только из-за того, что аналогичная «Дейли мейл» немецкая газета не осмелилась бы критиковать вермахт за солдатский рацион.
2
Манштейн верно определил в качестве «шверпункта» 50-мильный сектор реки Мёз (Маас) между Динаном и Седаном. После того как немецкие войска преодолеют этот участок, пробьются к Ла-Маншу, окружив и захватив сорок союзных дивизий на севере, остальную часть Франции на юге можно будет завоевать через Сомму и Эну отдельной операцией под названием «Рот» («Красная»). Первостепенное значение будет иметь быстрота наступления. Ее можно обеспечить взаимодействием люфтваффе и бронетанковых частей, что с успехом было продемонстрировано в Польше. Танковые дивизии должны быть сгруппированы для одновременного удара в «шверпункте», воспользовавшись тем обстоятельством, что, несмотря на уроки польской кампании, союзники рассредоточили свою «броню» по всему фронту. Хотя немцы и уступали союзникам в численности войск и танков и располагали не намного более совершенной техникой, фактор внезапности, лучшая боевая выучка, военное искусство и стратегия, предложенные Манштейном, должны были гарантировать им победу над французами. Так случилось, что эта победоносная стратегия возникла в результате аварийной посадки курьерского самолета, попавшего в туман.
В плане Манштейна, утвержденном Гитлером в начале февраля, содержались и определенные факторы риска. Арденны — горный, поросший густыми лесами регион с узкими дорогами, практически непроходимыми для тяжелой бронетанковой техники. Левый фланг группы армий «А» откроется для контратаки союзников с юга, когда германские войска будут продвигаться через Северную Францию к Абвилю на Сомме, а затем к Булони, Кале и Дюнкерку. Быстрое преодоление реки Мёз затруднено недостаточным количеством мостов. Слабый левый фланг, на котором за «линией Зигфрида» дислоцировались двадцать дивизий группы армий «Ц», не имевших броневой техники, уязвим для нападения сорока французских дивизий, расположенных за «линией Мажино». Правда, по поводу последней проблемы немцы могли особенно и не беспокоиться. «Линия Мажино» играла в большей мере психологическую, а не фортификационную роль, морально успокаивала французов, которые вовсе и не собирались вступать в бои с группой армий «Ц». Названная именем министра обороны тридцатых годов Андре Мажино, эта оборонительная линия была сооружена в период между 1929 и 1934 годами. Она протянулась от Понтарлье на границе со Швейцарией вдоль французско-германской границы до Люксембурга на расстояние 280 миль. В нее было уложено 55 000 тонн стали и три тысячи квадратных метров бетона, и она соединялась подземной железной дорогой, которая действует и поныне.
После Первой мировой войны Бельгия возобновила свой нейтралитет, и «линию Мажино» следовало продолжить вдоль бельгийской границы до Ла-Манша. Появились некоторые дополнительные фортификационные сооружения, но их дальнейшее строительство натолкнулось на трудности: технические — высокий уровень грунтовых вод и промышленные объекты Лилля и Валансьена; финансовые — затраты оказались непосильными для военного бюджета Франции
[78]
. Кроме того, бельгийцы, явно лицемеря, заявили, что продление «линии Мажино» до побережья поставит их под удар немцев. Французы могли спокойно отнестись к этому аргументу ввиду того, что Брюссель отрекся от оборонительного договора, на основании которого и строилась линия укреплений.
Основной контингент вермахта обошел «линию Мажино» стороной, но 1-я армия 14 июня прорвала ее, несмотря на нехватку танков, южнее Саарбрюккена, обнаружив, что это совсем не трудно сделать, используя лишь огнеметы и гранаты
[79]
. Фортификационные сооружения предназначались для того, чтобы лишить немцев фактора внезапности и сковать их продвижение. Вместо этого они раскрыли боязливый менталитет французов: после поражения 1870 года и кровопролитных сражений 1914—1918 годов они полностью утратили бойцовский дух. По признанию генерала Андре Бофра, французское главнокомандование могло предпринять массированное наступление на «линию Зигфрида» в октябре 1939 года, но дотянуло до того времени, когда делать это было уже поздно
[80]
. В начале войны ни Франция, ни Британия политически не были готовы к наступательным действиям.
Еще во время «странной войны» союзники планировали ввести войска в Голландию и Бельгию сразу же после вторжения Германии в эти страны, как и предвидел стратег Манштейн. По плану Д три французские армии под командованием генералов Жиро (7-я), Бланшара (1 -я) и Корапа (9-я), а также основная часть британских экспедиционных сил (БЭС) под командованием лорда Горта должны были выдвинуться с позиций на французско-бельгийской границе на линию между реками Бреда и Диль для прикрытия Антверпена и Роттердама. Союзники не могли допустить, чтобы эти важнейшие порты попали в руки к немцам и использовались как базы подводных лодок, создающих угрозу для мореплавания. Однако, по мнению танкового стратега и историка генерал-майора Фридриха фон Меллентина, они делали непоправимую ошибку: «Чем больше внимания они уделяли этому сектору, тем гарантирован нее обрекали себя на неминуемый крах»
[81]
.
В мае 1940 года вермахт располагал 154 дивизиями и 136 из них выделил для нападения на Западе
[82]
. Союзники, после того как к их силам добавилось двадцать две бельгийских и десять голландских дивизий, имели в общей сложности 144 дивизии. С обеих сторон насчитывалось около четырех тысяч единиц бронетехники, причем германские силы были сосредоточены в десяти танковых дивизиях — 2700 танков, поддерживавшихся мотопехотой. Три тысячи французских танков были рассеяны, как и во время Первой мировой войны, а британцы имели всего около двухсот танков. «Разбросав свою бронетехнику по всему фронту, — отмечал Меллентин, — французское высшее командование сыграло нам на руку и должно винить только себя за последующую катастрофу». Действительно, французы не учли уроков Польши. Немцы обладали очевидным превосходством в воздухе: у союзников насчитывалось 1100 истребителей и 400 бомбардировщиков, люфтваффе могли поднять с аэродромов 1100 истребителей, 1100 горизонтальных и 325 пикирующих бомбардировщиков, которых не имели ни французы, ни британцы
[83]
. Авиация союзников предназначалась для воздушной разведки и обороны, а не для поддержки наземных войск, которую немцы довели до совершенства в довоенных учениях и в ходе польской и норвежской кампаний, дополнив ее современными средствами связи «земля-воздух». Французская тяжелая, полевая и противотанковая артиллерия в основном была совершеннее немецкой за исключением превосходной 88-мм зенитки вермахта, которая могла одновременно служить и противотанковым орудием, и 37-мм пушки танка «Марк III», которая практически ничем не уступала двухфунтовой (40—42 мм) пушке британского танка «Матильда». Тем не менее французская кампания вновь показала, что состояние морального духа, факторы внезапности, лидерства, мобильности, натиска, концентрации сил, удержания инициативы играют в войне гораздо более существенную роль, чем численность армий, техники и качество вооружений. Концепция Auftragstaktik (тактика руководства, нацеленная на выполнение задачи), разработанная немцами в предыдущие десятилетия, обеспечивала им победу так же, как и любая единица военной техники, взятая ими на вооружение.
