Министр внутренних дел Герберт Моррисон тоже выступил против проведения «показного суда», сказав, что надо принимать политическое решение и открыто заявить, что «мы предадим их смерти». Черчилль согласился, добавив: «Суд будет фарсом». Касаясь формулировки обвинений, прав ответчиков и роли барристеров, премьер-министр сказал: «Если мы допустим беспристрастный судебный процесс, то сразу же возникнет масса осложнений. Я согласен с министром внутренних дел в том, что мы должны объявить их вне закона. Однако нам следует договориться с союзниками… Я против суда, даже если американцы будут на нем настаивать. Надо казнить главных виновников как преступников, объявленных вне закона, если никто из союзников не пожелает взять их к себе»
[1357]
. Фельдмаршал Сматс заметил, что внесудебное предание смерти Гитлера может «создать опасный прецедент» и необходим «государственный акт, который бы легализовал его казнь». Черчилль, в свою очередь, сказал: разрешить Гитлеру выступать с юридическими обоснованиями против своей казни значит «подвергнуть осмеянию всю юриспруденцию», а Моррисон добавил: «И сделать из него в Германии мученика».
Тогда лорд Саймон напомнил, что и американцы, и русские настаивают на суде: «Нам поэтому следует найти компромиссное решение или действовать самостоятельно». Реализация второй части его рекомендаций тогда вообще была немыслима, тем не менее он предложил опубликовать документ с изложением британских обвинений в адрес Гитлера и казнить его, «не оставляя времени для ответа». Прецедентом может служить объявление союзниками 13 марта 1815 года Наполеона человеком вне закона, что произошло, напомнил Саймон, за три месяца до битвы при Ватерлоо, а не после нее. Затем Черчилль снова сказал: «Мы не согласимся на проведение суда, который будет лишь пародией на суд». А министр авиации сэр Арчибальд Синклер спросил: «Если Гитлер солдат, разве мы можем его щадить?» Черчилль завершил совещание, предложив, чтобы Саймон связался с американскими и русскими представителями, согласовал с ними список главных преступников и договорился о том, чтобы расстреливать их при захвате на поле боя
[1358]
. Его предложение не было принято, вместо этого завязался длительный процесс суда над главными уцелевшими нацистами в рамках Международного военного трибунала в Нюрнберге, который, несмотря на все недостатки, вынес справедливые приговоры.
9
Обстоятельства, вся жуткая атмосфера смерти Гитлера поистине сатанинские. Какая-то дьявольщина присутствовала и в его бракосочетании с наперсницей, совершенном перед самоубийством
[1359]
. «Мне повезло, что я не женился, — говорил Гитлер 25 января 1942 года. — Для меня женитьба стала бы бедствием… Я ничего не получил бы, кроме угрюмого лица заброшенной жены, или мне пришлось бы забросить свои дела»
[1360]
. Ева Браун думала точно так же, заявив с придыханием берлинскому корреспонденту «Дейли телеграф»: «Очень жаль, что Гитлер стал рейхсканцлером, — иначе он женился бы на мне»
[1361]
. Сочетал их браком в воскресенье, 29 апреля 1945 года, некий помощник инспектора из Берлинского округа Панков Вальтер Вагнер
[1362]
. В соответствии с нацистским брачным законодательством Вагнер спросил: принадлежат ли они к арийской расе
[1363]
? Оба ответили утвердительно. Ставя подпись в метрической книге, Ева начала с буквы «Б», но ее тут же поправили, напомнив, что теперь первая буква ее фамилии «Г»
[1364]
. Во многих отношениях это был брак по расчету. Еву беспокоило то, что подумают о ней люди, если Гитлер на ней не женится: теперь, как и требовала буржуазная сентиментальность, у нее был мужчина. Перед бракосочетанием жених продиктовал своей секретарше Траудль (Гертруде) Юнге последнюю волю и завещание — тошнотворный образчик антисемитизма и самолюбования. Юнге присутствовала на церемонии, и ей тогда подумалось: «За что они поднимут бокалы с шампанским? Что их ждет?»
Испробовав капсулу с цианидом на любимой овчарке Блонди (полагая, очевидно, что ей тоже не стоит жить в другой Германии), Гитлер застрелил новобрачную
[1365]
, а потом себя. Это произошло в 15.30 в понедельник, 30 апреля 1945 года. Охрана в бункере догадалась о том, что Гитлер мертв, по сигаретному дыму в вентиляции: он фанатически не терпел курение и курящих
[1366]
. На следующий день Черчиллю доложили: германское официальное радио передает, что Гитлер умер, «до последнего вздоха сражаясь против большевизма». Премьер-министр сказал лишь: «Что ж, он поступил совершенно правильно, умерев таким способом». Лорд Бивербрук, ужинавший с Черчиллем, высказал предположение, что сообщение скорее всего неверно
[1367]
. Но «Тайме» 1 мая подтвердила факт смерти Гитлера, сообщив также о том, что американцы вошли в небольшой австрийский приграничный город Браунау, где пятьдесят шесть лет назад родился теперь уже покойный фюрер.
Наверное, только такие закаленные в боях части, как войска 1-го Белорусского фронта Жукова, могли штурмовать столицу рейха, отбивая у рассвирепевших немцев улицу за улицей до самого рейхстага и рейхсканцелярии. Василий Иванович Чуйков, герой Сталинградской битвы, командующий 8-й гвардейской армией, сражавшейся в центре Берлина, вспоминал впоследствии о первой попытке немецкого командования договориться об условиях капитуляции, предпринятой в день Первомая. «Наконец в 3.50 в дверь постучали, и вошел немецкий генерал с Железным крестом на шее и нацистской свастикой на рукаве», — писал он в мемуарах
[1368]
. Действительно, генерал Ганс Кребс, которого Гитлер только что назначил начальником генерального штаба ОКХ вместо Гудериана, являл собой образец нацистского пехотного генерала. «Среднего роста, крепкого телосложения, бритая голова, на лице шрамы, — описывал его Чуйков. — Он поднял правую руку традиционным нацистским жестом, а в левой руке протянул мне молитвенник». Через переводчика, хотя, как выяснилось позже, он свободно владел русским языком (Кребс три срока служил военным атташе в Москве и даже удостоился объятий Сталина), генерал сказал: «Я буду говорить об исключительно секретном деле. Вы первый иностранец, которому я сообщаю эту информацию. 30 апреля Гитлер покинул нас по собственной воле, покончив жизнь самоубийством». Чуйков вспоминает, что Кребс сделал паузу, ожидая «бешеный интерес к этой сенсационной новости». Однако Чуйков хладнокровно ответил: «Нам это известно». В действительности он ничего не знал, но с самого начала настроил себя на то, чтобы «спокойно относиться к любым неожиданностям, не показывать ни малейших признаков удивления и не делать скороспелых выводов». Кребс предлагал переговоры о капитуляции с новым правительством в составе Дёница (президент) и Геббельса (канцлер), и Чуйков, руководствуясь указаниями Жукова и ставки, ответил категорическим отказом, потребовав безоговорочной капитуляции. Кребс отбыл на доклад к Геббельсу, но перед уходом сказал Чуйкову: «Первомай — большой праздник для вас?» И Чуйков ответил: «А как же нам не праздновать сегодня? Конец войне, и русские в Берлине»
[1369]
. После того как Кребс передал ответ Чуйкова Геббельсу, оба наложили на себя руки. Их тела были сложены рядом с трупами господина и госпожи Гитлер. (Труп Геббельса русские распознали по особому ботинку на косолапой ступне.) На следующий день, 2 мая, капитулировал Берлин, а через пять дней сдались все немецкие войска теперь уже не существующего рейха.
