Николас Монсаррат. Жестокое море. 1951 год
Никогда нельзя забывать о том, что война — это не вычерчивание на картах красных и синих стрел, кружочков и прямоугольников, а судьба измученного и истощенного человека со стертыми ногами и ноющей спиной, не понимающего, куда его занесло.
Джордж Макдональд Фрейзер. Расквартированы в безопасной зоне. 1992 год
Есть между ними такие, которые оставили по себе имя для возвещения хвалы их, — и есть такие, о которых не осталось памяти, которые исчезли, как будто не существовали…
Екклесиаст («Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова»), 44:9
«Эта война, — говорил Гитлер в рейхстаге в 1942 году, — один из тех катаклизмов, потрясающих весь мир и возвещающих наступление новой эры»
[1407]
. В определенном смысле он оказался прав. Германия не превратилась в «тысячелетний рейх», а стала миролюбивой, законопослушной, демократией, так же как и Италия. Польша и Россия теперь — гордые, независимые славянские страны. Франция возродилась и играет ведущую роль в Европе. Еврейский народ не только сохранился, но приумножился и имеет собственную национальную государственность. Соединенные Штаты, которые Гитлер ненавидел, считая, что ими правят негры и евреи, стали величайшей мировой державой, а во время написания этой книги американцы избрали своим президентом чернокожего человека. Китай теперь — могущественное независимое государство, и Япония — нейтральная, демократическая и антимилитаристская страна. Британская империя ушла в прошлое, но в мире сохранилось и процветает Британское Содружество. Надежды Гитлера на создание пангерманской экономической зоны для жизнеобеспечения арийской расы не осуществились, как и планы завоевания Lebensraum. Война Гитлера действительно была «одним из тех катаклизмов, возвещающих наступление новой эры», но не той, о которой мечтал фюрер.
Вторая мировая война длилась 2174 дня, обошлась в 1,5 триллиона долларов и погубила более 50 миллионов человек
[1408]
. Это значит, что в продолжение шести лет каждый день погибали 23 000 человек, или шесть человек каждую минуту
[1409]
. На мемориальном кладбище Содружества под Анцио в Италии тянутся ровные ряды ухоженных могил, где покоится прах тех, кто погиб здесь в боях с нацистами. Семьям погибших было разрешено дополнить формальное перечисление на надгробиях имен, званий, номеров, возрастов, частей и дат гибели собственными трогательными надписями. Вот лишь некоторые из них. Надгробный камень двадцатисемилетнего капрала Шервудского полка Дж. Дж. Гриффина, убитого 21 марта 1944 года: «Пусть же солнце, погасшее для тебя в этой жизни, найдешь ты в Божьем царствии небесном». На могильном камне артиллериста А.У. Дж. Джонсона, погибшего на следующий день: «В память о нашем любимом сыне. Ты всегда в наших сердцах. Мать, Джойс и Деннис». Посмертное посвящение двадцатидвухлетнему младшему капралу Североланкаширского полка «Лойал» Р. Гору, убитому 24 февраля 1944 года: «Тебя нет, но память о тебе жива. Папа, мама, брат Герберт и сестра Энни». Рядовому Восточнокентского полка «Баффс» Дж. Р. Гейнзу, погибшему 31 мая 1944 года в возрасте тридцати лет: «Дорогому мужу и папе вечная память и любовь. Его жена и дочка Рита». Прошло почти семьдесят лет с той кровавой поры, но и сейчас горло сдавливает ненависть к Гитлеру и нацистам только за то, что они не дали маленькой девочке Рите расти с отцом, Энни и Герберта лишили брата, а миссис Джонсон — девятнадцатилетнего сына. Загубив пятьдесят миллионов жизней, Вторая мировая война действительно вошла в историю как самая чудовищная глобальная человеческая трагедия.
Утром в субботу, 31 августа 1946 года, на 216-й день Нюрнбергского процесса, Йодль держал речь перед судьями, апеллируя главным образом к потомкам. Зная, что его ждет виселица, бывший начальник штаба оперативного руководства ОКВ хотел произвести впечатление не только на председателя суда и членов Международного военного трибунала, но и на «будущих историков». Выступая от имени германского верховного командования — по его словам, «высших военных руководителей и их помощников», — Йодль представил дело таким образом, будто они оказались в безысходном положении:
«Пришлось выполнять невыполнимые задачи, а именно вести войну вопреки своему желанию и под руководством верховного главнокомандующего, который им не доверял и которому они доверяли лишь в ограниченной степени, и пользоваться методами, зачастую идущими вразрез с принципами военного руководства и традиционными, проверенными решениями».
Более того:
«Войска и полицейские силы не находились в их полном подчинении, а разведка частично работала и на врага. Все это происходило при полном и ясном понимании того, что война решает судьбу их возлюбленного отечества — погибнет оно или будет жить. Они служили не дьяволу и не преступнику, а своему народу и своему отечеству».
Насколько прав был Йодль? Действительно, лишь немногие в верховном командовании желали войны с Британией и Францией в 1939 году, хотя и были не прочь повоевать в Польше, что и привело к конфликту вследствие тех гарантий, которые британцы дали полякам в апреле 1939 года. Верно и то, что Гитлер не доверял генералам: они же, пусть и не все, хотели убить его 20 июля 1944 года. «Методы», как дипломатично назвал Йодль бесчинства, творившиеся нацистскими офицерами, особенно на Восточном фронте, нарушали все мыслимые и немыслимые каноны войны. Неубедительны и ссылки Йодля на «насилие» партизан, тем более его попытки свалить на союзников вину за гибель под бомбами «сотен тысяч женщин и детей». Любой немецкий генерал прекрасно знал, что война на востоке не обычный военный конфликт, а покорение и истребление целых народов. Об этом свидетельствуют многие как устные, так и письменные приказы, и не только концепция Lebensraum.
Безусловно, фрагментарный характер государственной власти — когда СС и другие подобные институты могли действовать совершенно отдельно от вермахта — раздражал генералов. Верно и то, что адмирал Вильгельм Канарис, шеф абвера, считал Гитлера «полоумным» и к концу войны вошел в контакт с союзниками, но его организация не оказывала «систематическую помощь врагу», что бы ни утверждал Йодль
[1411]
. Если бы Йодль знал истинную подоплеку превосходства разведки союзников — о системе «Ультра», расшифровывавшей коды «Энигмы, — то, конечно, использовал бы и этот аргумент в защите германского верховного командования. Все доводы Йодля сомнительны. Германские генералы действительно служили «дьяволу» и «преступнику», как, впрочем, и «народу» и «отечеству».
Наверно, есть немало причин, которые могли бы объяснить, почему кадровые офицеры столь рьяно и даже с энтузиазмом служили нацистам. Их отцы и деды расстреливали французских «франтирёров» во время Франко-прусской войны, измывались над бельгийцами и французами в годы Первой мировой войны, и, похоже, пресловутое прусское воинское благородство было всего лишь мифом. Вряд ли может быть оправданием клятва в верности Гитлеру. Ими двигали скорее иные побуждения. Это и личные амбиции, и отсутствие альтернативы, и профессиональная гордость, и определенное чувство патриотизма, и осознание причастности к совершаемым преступлениям, и желание защитить своих близких от большевистской мести, и надежды на мифическую победу, а в отдельных случаях даже вера в нацизм. Но больше всего, вероятно, они подчинялись чувству солидарности со своими солдатами и братьями-офицерами.
