«Должен сказать, — вспоминал впоследствии Клейст, — англичане смогли вырваться из ловушки в Дюнкерке, которую мы им приготовили, только благодаря Гитлеру. Между Аррасом и Дюнкерком пролегает канал. Я уже миновал этот канал, и мои войска заняли высоты, довлеющие над Фландрией. Моя танковая группа полностью контролировала Дюнкерк и весь район, в котором как в западне оказались британцы. Англичане не смогли бы пробиться в Дюнкерк, поскольку я перерезал им все пути. И тогда Гитлер лично приказал, чтобы я отвел войска с этих высот»
[99]
.
Клейст недооценивал роль Рундштедта в принятии решения. Однако на Гитлера, стремившегося присвоить лавры победы, конечно, легла ответственность и за то, что он не позволил Клейсту разгромить экспедиционные силы вне Дюнкерка. Через несколько дней Клейст встретил Гитлера на аэродроме в Камбре и, набравшись храбрости, сказал фюреру, что они упустили возможность уничтожить противника в Дюнкерке. Фюрер ответил: «Может быть. Но я не хотел посылать танки во фландрские болота, а британцы все равно не вернутся воевать»
[100]
. В другой раз Гитлер сослался на технические неполадки и необходимость готовиться к наступлению против остальных французских войск.
Пролетая над Дюнкерком в сентябре 1944 года, Черчилль сказал Андре де Старку, личному секретарю принца-регента Бельгии: «Мне никогда не понять, почему немцы не добили британскую армию в Дюнкерке»
[101]
. Одна из причин может заключаться в том, что к утру 24 мая бои беспрерывно шли уже почти две недели, и Гитлер, помня окопы Первой мировой войны, хорошо знал, как это тяжело для солдат. Требовалось время на то, чтобы подтянуть пехоту. После Седана танки в кратчайший срок прошли немыслимое расстояние. Франц Гальдер писал в дневнике: «Фюрер ужасно нервничает, боится рисковать». Слишком многое достигнуто, и нельзя подвергать себя опасности в последний момент оказаться в западне у союзников. Южнее Соммы и Эны все еще стояли французские войска и резервы. Уличные бои в Варшаве показали уязвимость танков в городских кварталах. Кроме того, Герман Геринг клятвенно обещал, что люфтваффе уничтожат «котел», предоставив вермахту лишь «зачистить» территорию. «Он не доверял своим генералам, — вспоминал впоследствии заместитель Йодля генерал Вальтер Варлимонт. — Он воспрепятствовал выполнению главной задачи всей кампании — невзирая на все другие обстоятельства, взять и закрыть побережье Ла-Манша. Он побоялся, что на глиняной равнине Фландрии с ее многочисленными реками и каналами… как подсказывали воспоминания о Первой мировой войне, танковые дивизии могут понести тяжелые потери. Гитлер не стал развивать очевидные успехи первой очереди кампании и вместо этого предпринял шаги по исполнению второй очереди, прежде чем завершить первую»
[102]
. Сам Рундштедт, которому приписывают инициирование приказа о приостановке наступления на Дюнкерк, полностью отрицал свою причастность. «Если бы все шло по моему плану, — вспоминал он, — то англичане не сбежали бы так легко из Дюнкерка. Но мои руки были связаны прямыми указаниями Гитлера. Когда англичане карабкались на свои суда, меня вынудили находиться вдали от порта, в беспомощном состоянии, не давая права сдвинуться с места. Я предлагал верховному главнокомандованию незамедлительно отправить в город пять танковых дивизий и сокрушить уходящих англичан. Но я получил от фюрера четкий приказ не атаковать ни при каких обстоятельствах, и мне было недвусмысленно запрещено продвигать мои войска ближе десяти километров от Дюнкерка… Этот грубейший просчет произошел в результате неверных представлений Гитлера о военном руководстве»
[103]
.
Заявление Рундштедта несерьезно. Гитлер отдал приказ на совещании в штабе группы армий «А» во дворце Мезон-Блерон в Шарлевиль-Мезьере лишь после того, как Рундштедт сказал, что хотел бы приберечь танки для наступления на юг, на Бордо, где, по его мнению, британцы скоро откроют второй фронт, а бесчисленные каналы во Фландрии в любом случае труднопроходимы для танков. Фюрер всего лишь дал свое согласие, хотя, как потом заметил его адъютант в люфтваффе Николаус фон Белов, «британцам было наплевать на его широкий жест»
[104]
.
Несерьезной можно считать и другую версию, по которой Гитлер якобы не хотел уничтожать экспедиционные силы, надеясь на достижение мира с Британией. Во-первых, в этом нет никакой логики: полный разгром экспедиционных сил мог бы гораздо убедительнее заставить Британию пойти на перемирие. Во-вторых, имеются свидетельства того, что в ОКВ сделали вывод о неизбежной ликвидации союзнических сил вне зависимости от приказа Гитлера. В рукописном послании имперскому министру труда Роберту Лею, составленном Альфредом Йодлем 28 мая 1940 года в ставке фюрера и теперь хранящемся в частной коллекции, говорилось буквально следующее:
«Глубокоуважаемый фюрер трудящихся рейха!
Для всех нас, кто горячо верит в наши успехи, начиная с 10 мая мечты превращаются в реальность. Через несколько дней четыре пятых английских экспедиционных сил и значительная часть отборных французских мобильных войск будут уничтожены или захвачены. Мы готовы нанести новый удар с преимуществом два к одному, какого еще не имел ни один германский полевой командующий. Вы, герр фюрер трудящихся рейха, тоже внесли свой вклад в эту величайшую победу в истории. Хайль Гитлер!»
[105]
Отбросим в сторону спесивый тон послания, тем более что оно было написано 28 мая, в день, когда британские экспедиционные силы начали грузиться на суда в Дюнкерке. Для нас важно то, что в нем нет даже намека на желание ОКВ воздержаться от «уничтожения или захвата» максимального контингента союзных войск. Напротив, Йодль совершенно уверен в полной победе.
Хотя инициатива остановить танки Клейста 24 мая и принадлежит Рундштедту, пресекать возражения Браухича, Гальдера, Гудериана и Роммеля пришлось Гитлеру. «Мы могли бы стереть в порошок британскую армию, если бы не дурацкий приказ Гитлера», — вспоминал Клейст
[106]
. Безусловно, трудно сказать, какие могли быть последствия для британского правительства и самого Черчилля, если бы немцы действительно захватили экспедиционные силы — более четверти миллиона военнопленных. Гитлер умел использовать пленных в своих целях, что он вскоре продемонстрировал в отношении полутора миллионов французских заключенных. Вера Клейста в то, что после захвата экспедиционных сил «вторжение в Англию не составит никакого труда», абсолютно несостоятельна. Оставались непобежденными и флот и авиация Британии, и сами немцы еще даже не планировали отправлять войска за Ла-Манш.
