Заменив Бломберга и Фрича собственной персоной и Кейтелем если не dejure, то defacto, Гитлер получил полную власть над вооруженными силами страны. За несколько дней он провел фундаментальную реорганизацию высшего эшелона военного руководства, уволил двенадцать генералов (не считая Бломберга и Фрича) и перетасовал более пятидесяти военачальников
[11]
. В последующие годы фюрер еще больше усилил диктат в принятии стратегических решений, используя приспешников Кейтеля и полковника (затем генерал-майора) Адольфа Йодля. Германское высшее командование — высокомерное, в основном прусское и аристократическое и так же недовольное унижениями 1918—1919 годов, как и все немцы, — позволило узурпировать выработку генеральной стратегии человеку, чьи стратегические способности вызывали сомнения, хотя многие и восхищались им как государственным деятелем. И все это случилось из-за бывшей проститутки и сомнительного берлинского гомосексуалиста.
Как оказалось, Германии не пришлось воевать за то, чтобы покорить Австрию. 11 марта 1938 года немецкие войска вошли в страну, встретив достаточную поддержку для того, чтобы Гитлер через два дня мог объявить Anschluss (политический союз)
[12]
и триумфально прошествовать по улицам Вены. Союз двух стран был запрещен Версальским договором, и Гитлер поставил Запад перед совершившимся фактом. Во время аншлюса стреляли только евреи, совершая самоубийства, когда вермахт переходил границу.
Проблема Судетской области Чехословакии, переданной Праге по Версальскому договору, была разрешена Гитлером также искусно, как и австрийская. Судетские немцы устроили тщательно спланированные демонстрации за присоединение к рейху, перераставшие иногда в насилие, как это случилось в октябре 1937 года. В ноябре судетские нацисты в чешском парламенте демонстративно покинули зал заседаний в знак протеста против запрещения политических собраний. Почти весь 1938 год Гитлер подливал масло в огонь судетского кризиса и, мобилизовав вермахт 12 августа, в сентябре потребовал аннексии Судет. Как обычно, он заявил, что это его последнее территориальное приобретение в Европе.
15 сентября британский премьер-министр Невилл Чемберлен прилетел в альпийскую резиденцию Гитлера в Берхтесгадене для переговоров о разрешении кризиса. Вернувшись в Лондон, он написал сестре Иде: «Коротко говоря, у меня появилась определенная уверенность, а это и было моей целью, что, несмотря на жесткость и жестокость, которую, как мне показалось, я увидел в его лице, на этого человека можно полагаться, когда он дает слово»
[13]
. После второй встречи с Гитлером через неделю, в Бад-Годесберге, Чемберлен пришел к заключению, что Британия и Франция могут согласиться с требованиями Гитлера ради того, чтобы избежать войны, к которой западные державы все еще (постыдно) не готовы. Вернувшись из Годесберга, Чемберлен сообщил кабинету, что Гитлер «неспособен преднамеренно обманывать человека, к которому относится с уважением и с которым вел переговоры»
[14]
.
Лишь на третьей встрече, в Мюнхене, в конце сентября, немцы, итальянцы, британцы и французы достигли соглашения относительно географической степени и времени поглощения Судетской области германским рейхом. Представляя 3 октября Мюнхенское соглашение в палате общин, Чемберлен сказал: «Я с надеждой верю в то, что в условиях новой системы гарантий Чехословакия будет чувствовать себя в большей безопасности, чем когда-либо прежде»
[15]
. Несмотря на вопиющую наивность этого утверждения, нам остается лишь надеяться на то, что Чемберлен по крайней мере говорил искренне.
Во время Мюнхена британское правительство получало сигналы от немецких генералов, настроенных против нацизма, о готовности сбросить Гитлера, если западные державы отвергнут его притязания на Судеты. На эти обещания вряд ли тогда можно было полагаться и не только из-за того, что они исходили не от представителей офицерского корпуса вермахта в целом. Можно привести множество причин, почему немецкие генералы не прогнали Гитлера даже тогда, когда война была уже почти проиграна. Они не доверяли друг другу и, кроме того, были оторваны от общества. Они дали присягу на верность фюреру, придерживались консервативных взглядов, что не импонировало немецкой молодежи, и к тому же не могли исполнение долга перед Германией поставить выше личных интересов и амбиций
[16]
. Одним словом, они оказались слишком ненадежны, чтобы на них мог опереться Чемберлен (а впоследствии и Черчилль).
Через месяц после Мюнхена, 2 ноября 1938 года, Гитлер и Муссолини поддержали аннексию Южной Словакии Венгрией, которая произошла внезапно и без консультаций с Британией и Францией. В палате общин Чемберлен заявил лишь только: «Мы не давали гарантий неизменности границ. Мы выступали против неспровоцированной агрессии, а это совсем другое дело». Через неделю нацисты устроили шестидневный злонамеренный погром против немецких евреев, вошедший в историю под названием «Хрустальная ночь», и открыли всему миру истинное лицо гитлеровского режима.
15 марта 1939 года немецкие войска оккупировали Богемию и Моравию, впервые поработив негерманские народы. Гитлер победоносно проехал по мрачным улицам Праги, а затем денонсировал пакт о ненападении, подписанный с Польшей пять лет назад. У Чемберлена и его министерства уже не нашлось ни разъяснений, ни аргументов в оправдание британской внешней политики.
1 апреля Британия и Франция дали Польше гарантии в том, что в случае нападения они вступят в войну с Германией. Спустя две недели аналогичные гарантии были даны Румынии и Греции. Они предназначались для того, чтобы предостеречь Гитлера от дальнейших авантюр. 27 апреля Британия призвала на военную службу мужчин в возрасте двадцати — двадцати одного года, и в тот же день Германия денонсировала морское соглашение с Англией от 1935 года, ограничивавшее размеры флотов двух стран. В мае Муссолини и Гитлер подписали десятилетний договор об альянсе, известный как «стальной пакт».
Даже в августе 1939 года сэр Томас Инскип, министр по координации обороны, заверял британцев: «Война не только не неизбежна, она невозможна». Явно он даже не предполагал, что Гитлер готовится совершить самый головокружительный военно-политический кульбит в своей жизни. Генералы настаивали на том, что Польшу нельзя трогать без договоренностей с Россией о нейтралитете, и фюрер совершил крайне неожиданный и удививший многих политический маневр221. Вопреки всему, что диктатор говорил о своей ненависти к большевизму, он отправил в Москву нового министра иностранных дел Иоахима Риббентропа для переговоров с Вячеславом Молотовым, министром иностранных дел Сталина. Для Сталина было исключительно важно столкнуть Гитлера с Западом, а сам Гитлер в равной мере стремился избежать войны на два фронта, как это случилось во время Первой мировой войны. Коммунистическая и фашистская идеологии на какое-то время помирились, и утром 23 августа
[17]
939 года между нацистами и советами был подписан всеобъемлющий пакт о ненападении. «All the isms have become wasms», — съехидничал один британский чиновник
[18]
.
