«Сейчас не следует думать о том, чтобы спасти войска или уберечь население. Битву следует вести до конца, чего бы это ни стоило. 18-я дивизия имеет возможность добиться того, чтобы ее имя вошло в историю. Командиры и старшие офицеры должны умереть вместе со своими солдатами. На карту поставлена честь Британской империи и английской армии. Я полагаю, что вы не проявите снисхождения к какой бы то ни было слабости. Когда русские так дерутся и когда американцы так упорно держатся на Лусоне (на Филиппинах), вопрос стоит о репутации нашей страны и нашей расы. Рассчитываем, что все силы будут введены в бой с противником и борьба будет доведена до конца».
Честь расы и реальность не первый раз вступают в противоречие. Гитлер оказался не единственным лидером, требовавшим от войск во Второй мировой войне «стоять насмерть», хотя у Черчилля это был самый жесткий из всех приказов.
По трагическому стечению обстоятельств подкрепления, прибывавшие в гавань Сингапура, сразу же попадали в окружение и плен, в то время как были крайне необходимы для защиты Индии, Бирмы и Австралии. Склады с военным имуществом и снаряжением тоже были захвачены японцами прежде, чем союзники смогли их уничтожить
[450]
. Среди 130 000 человек, сдавшихся в плен 15 февраля, находилось множество местных рекрутов и беженцев с севера, не горевших особым желанием сражаться. Малайцы тем временем заключили мир с японцами, пообещавшими им независимость и свободу в рамках Великого региона общего процветания стран Восточной Азии. Это случилось незадолго до того, как кемпейтай, японская военная полиция, начала казнить на пляжах малайских китайцев, которым японцы не доверяли. А о нелюбви индийцев к британцам свидетельствует один красноречивый факт: из 55 000 индийцев, взятых в плен японцами в Сингапуре, 40 000 изъявили желание сражаться в прояпонской Индийской национальной армии Субхаса Чандры Боса
[451]
.
«Отступление феноменальное, — писал командующий австралийскими войсками генерал Гордон Беннетт на пути в Сингапур. — За 55 дней 550 миль; мы бежим от япошек, которые едут за нами на краденых велосипедах и без артиллерии. Это была война дозорных отрядов. Дело в том, что они высылали патрули вне зон нашей обороны и поджидали нас на дорогах. Боясь, что нас окружают, мы отступали… Никогда я еще не чувствовал себя так скверно. Не нахожу слов»
[452]
. За всю кампанию японцы потеряли 9824 человека. По всему миру разошлась фотография Персиваля и других британских офицеров, идущих в шортах, длинных носках, с закатанными рукавами и стальными шлемами на голове сдаваться генералу Ямасите: их сопровождают два японских офицера, у одного через плечо перекинут белый флаг, у другого в руках поникший «Юнион Джек». Действительно, все поведение войск Содружества напоминало этот сникший символ Соединенного Королевства. Персиваль не разгадал блеф генерала Ямаситы, который оторвался от линий снабжения и вряд ли выдержал бы решительный контрудар вдвое превосходящих сил союзников, но войска были настолько деморализованы, что их разворот в обратную сторону совершенно исключался. (Если бы они знали, что их ожидает, то, возможно, хотя бы попробовали это сделать.) Конечно, не только британцы проявили слабость. Австралийский историк писал: «Беннетт и (бригадир Д.С.) Максуэлл продемонстрировали свою полную несостоятельность. Австралия и другие доминионы любят критиковать роль британского генералитета в обеих мировых войнах, но сами так и не произвели на свет лучшего командующего»
[453]
.
Потери Персиваля составили всего 7500 человек, однако, капитулировав перед гораздо меньшими силами генерала Ямаситы, он утратил уважение японцев, посчитавших и его самого, и его солдат трусами. Возможно, японцы отнеслись бы к ним с презрением и в том случае, если бы они продержались подольше. Жизни миллиона островитян оказались под угрозой, когда японцы захватили резервуары с водой. В планах кампании, которые японский генштаб начал разрабатывать только в январе 1941 года, довольно низко оценивались оборонительные качества острова-крепости. По расчетам германского генерального штаба, для захвата Сингапура требовалось пять с половиной дивизий и восемнадцать месяцев, Ямасита взял его двумя дивизиями и менее чем за два месяца. 10 февраля в Лондоне Черчилль, признавая вероятность падения Сингапура, говорил военному кабинету: «Для нас наступили тяжелые времена — Сокрушительные удары — Но нас не сломить — Никакого уныния и упадничества… Затянем туже ремни — Достанем домашние припасы — Армия дома должна крепить свои силы»
[454]
. И все же Сингапур не стал вторым Ленинградом.
Кривоногий и близорукий, в представлении западного человека, карлик-азиат вдруг превратился в грозного и непобедимого супермена. Конечно, расовые стереотипы неверны и недолговечны, но новый миф еще больше укрепили дальнейшие события на Филиппинах и в Малайе, хотя 130-тысячное воинство генерала Дугласа Макартура сражалось жестче и отважнее, чем армия Персиваля. Колонии, американские, британские, голландские, португальские и австралийские, не были подготовлены к тому, чтобы вести современную войну против мощной индустриальной державы, имевшей к тому же десятилетний опыт боевых действий. Они привыкли полагаться на силу метрополий и обходиться минимальными военными расходами и мизерными бюджетами и даже кичились своим зависимым положением. В то же время протяженность и ненадежность линий коммуникаций с метрополиями, множество открытых пляжей и борьба местных националистов за независимость делали эти страны уязвимыми для агрессии. Их в любой момент могла поглотить мощная милитаристская нация, насчитывавшая семьдесят три миллиона человек и уже располагавшая базами на Формозе (теперьТайвань) и в Индокитае. Хотя, конечно, у этого колосса — Японской империи — имелся один серьезный изъян, который самым курьезным образом проявился в ноябре 1943 года на совещании генерала Тодзио с премьер-министрами марионеточных государств, входивших в так называемый Великий регион общего процветания стран Восточной Азии. Премьеры по очереди восхваляли свободу, обещанную Японией, от западных империалистов, но им всем пришлось изъясняться на одном и том же языке — английском
[455]
.
4
8 декабря, в день нападения Японии на Филиппины, в распоряжении генерала Макартура, харизматичного командующего, бывшего начальника штаба, имелось девяносто истребителей, тридцать пять бомбардировщиков Б-17 «летающая крепость», около сотни танков и армия, более многочисленная, но состоявшая в основном из необученных и плохо вооруженных филиппинцев, многие из которых сбежали в свои барриос (деревни), как только появились японцы. Макартур планировал встретить японцев на пляжах северного Лусона и бухты Лингаен, но они опередили его, разбомбив военно-воздушную базу Кларк-Филд (находилась севернее Манилы). Известия о налете на Пёрл-Харбор поступили на Кларк-Филд в 2.30, японцы уже атаковали другие базы на Филиппинах, и командующий американскими ВВС генерал Генри «Хэп» Арнольд по телефону предупредил генерал-майора Льюиса X. Бреретона, командующего Дальневосточными военно-воздушными силами США, об угрозе нападения. Однако американские самолеты 8 декабря в 12.15 все еще находились на земле, когда в небе появились 108 японских двухмоторных бомбардировщиков и 34 истребителя, прилетевших с Формозы. Американские пилоты стояли в очереди в столовой, когда началась бомбежка. Японцы одним ударом уничтожили восемнадцать бомбардировщиков Б-17 и пятьдесят шесть истребителей, потеряв только семь своих самолетов
[456]
.
[457]
Потом говорили, что виной всему была неразбериха в командовании. Так или иначе, на восьмой день кампании у генерала Макартура осталось всего лишь пятьдесят самолетов, и он лишился воздушного превосходства, что уже превратилось в пагубную традицию, неоднократно повторялось и приводило к поражениям во Второй мировой войне. Макартур, поняв, что не сможет удержать Манилу, 23 декабря отступил в джунгли, горы и болота Батаанского полуострова, а затем и на остров Коррехидор, где еще сохранились фортификационные сооружения XVII века (он перегораживал вход в Манильскую бухту). Здесь 22 400 американских солдат и регулярные филиппинские войска должны были дать отпор японской армии численностью 200 000 человек.
