София немедленно прижала перышко к стеклу. Перед нею снова предстал серый день; холодный сырой ветер гнал низкие облака. Улица казалась пустынной. В окошках, несмотря на полдень, виднелись слабенькие огоньки свечей – непогожее небо давало слишком мало света. Красная дверь, так хорошо знакомая девочке, была закрыта. Она пригляделась к окнам верхнего этажа и увидела за стеклом юношу. Он что-то увлеченно читал, сидя за столом и подперев рукой подбородок… Неожиданно воспоминание стало еще ярче, словно кто-то отдернул вуаль. Юноша в окне оторвался от книги. Повернулся и посмотрел прямо на нее. На Софию. Улыбнулся…
Девочка ахнула и подняла перо.
– Он посмотрел на меня! – взволнованно поделилась она с Шадраком. – Тот… за окном! Кто это был?
– Значит, ты его видела! – Дядя взял у нее перо, сам приложил к той же точке – и заулыбался воспоминанию. – Подумай хорошенько, и ты сообразишь, кто это был.
– Неужели дедушка?
– Да, твой дедушка. Мой отец.
– А почему он мне улыбнулся?
– Потому, что воспоминание принадлежало твоей прабабушке и моей бабушке Лиззи. Это она стояла на улице, а он улыбался ей из окна. – Шадрак отложил перо и вздохнул, отчасти тоскливо. – Чудесное мгновение, правда?
София испытала настоящее благоговение: она только что увидела мир глазами своей прабабки, женщины, которую она не застала на этом свете. Однако присутствовало и ощущение тревоги, неловкости, словно она невзначай подсмотрела что-то очень личное и ей вовсе не предназначенное.
– Чудесное мгновение, – медленно повторила она. – Только не мое. Это вправду хорошо – чужими глазами на все глядеть?
Взор Шадрака стал задумчивым.
– Ты задалась важным вопросом, София. Помнишь, о чем я только что тебе говорил? Важно знать, где кончаются твои собственные воспоминания и начинаются чужие. Учти такую вещь: люди не утрачивают впечатлений, которыми поделились с картой. Поделились, понимаешь? И это выводит нас на следующую проблему. Дело в том, что ничья память не совершенна. Делая эту работу, я постарался разузнать все, что только можно, о том месяце в Бостоне, от тогдашней манеры одеваться до строительства кораблей. Потом присовокупил добытые воспоминания к известным сведениям. Нельзя забывать, что карты, в том числе карты памяти, не являются идеально точными и представляют собой лишь более или менее подробные приближения. Рассматривай их как книги по истории: автор старается следовать истине, насколько это возможно, но зачастую опирается на разрозненные свидетельства, поэтому факты переплетаются с домыслами. Так, на самой лучшей карте отображается не стопроцентно объективная реальность, а скорее ее интерпретация, выполненная составителем, его, скажем так, авторская рука. А ведь любое толкование – не единственное…
– Дядя, – помолчав, сказала София, – означает ли это, что кто-нибудь может сотворить карту, которая вместо истинных событий показывает искаженные? То есть… лживую карту?
– Еще как может, – очень серьезным тоном ответил Шадрак. – Поступать таким образом – большое преступление. Поэтому все добросовестные картографы дают клятву работать честно. На картах памяти ты найдешь соответствующую отметку… – И он ткнул пальцем в изображение горного хребта на линейке, соседствовавшее с печатью места и времени в уголке каждой пластины. – Это Знак доверия, он ставится на тех картах, о достоверности которых может свидетельствовать их создатель… Впрочем, даже самый порядочный мастер не свободен от неточностей и ошибок. К примеру, – сознался он, – некоторые улицы на этой карте никто не мог вспомнить, скажем, в два-три часа пополуночи того или иного числа. И кто поручится, что там в это время не произошло события, которое я обязан был бы зафиксировать? В этом смысле и моя карта является до некоторой степени ложной.
– Все равно, – сказала София. – Она просто невероятна. В жизни ничего прекраснее не видела.
Шадрак покачал головой.
– Мои карты – всего лишь труд новичка. Я видел экземпляры, по сравнению с которыми мои кажутся детскими каракулями. Скоро и ты познакомишься с великими образцами. Знаешь, мне доводилось читать карты памяти, в которых и затеряться недолго! Некоторые из них так велики, что в этой комнате не поместятся. Карты, созданные настоящими мастерами, воистину потрясают!
София от восторга так и подпрыгивала на стуле.
– Я их все прочитаю! Обязательно прочитаю!
Шадрак рассмеялся.
– Непременно прочитаешь – в свой срок. Однако тебе еще очень многому следует научиться, а времени у нас в обрез. Давай-ка я тебе покажу, как не путать секунды.
6. След из перьев
15–21 июня 1891 года
Нестрогие законы Нового Запада долгое время позволяли чужеземцам постоянно проживать в стране, игнорируя процедуру оформления гражданства. Прошения подавали только те из приезжих, кто собирался голосовать, завести свое дело или учредить акционерное общество. Четвертого июля миграционное законодательство изменится. От всех чужестранцев в обязательном порядке потребуют натурализации. Если вы приезжий и желаете жить и работать на Новом Западе, вам придется заполнить анкету и обратиться за получением документов и жизнечасов иммигранта. После четвертого июля все не имеющие нужных бумаг и часов будут подлежать немедленной депортации.
Из Приложения к Патриотическому плану «О гражданстве»
Весь остаток дня София изучала карты Бостона на февраль 1831 года. Шадрак объяснял ей тонкости и сложности всех четырех слоев. Девочка научилась использовать перья разной толщины в зависимости от желательной степени точности. Постигла, как выйти на определенную минуту и даже секунду. Постепенно начала привыкать к восприятию потока чужих воспоминаний…
Стеклянная карта заставляла ее поеживаться. София чувствовала себя несколько сбитой с толку, когда перед ее мысленным взором представали люди, которых она никогда не встречала; ей приходилось будто бы просыпаться в чужом теле. Однако, попрактиковавшись, она научилась отделять свои воспоминания от продиктованных картой. Последние были гораздо яснее и четче ее собственных.
А один аспект оказался для нее настолько естественным, что трудиться над ним почти не пришлось. Часы, минуты и секунды, заключенные в карте, могли течь быстрее или медленнее – в зависимости от того, в каком темпе она читала. Вот когда пригодилась ее способность то сокращать, то растягивать время! Обнаружив это свойство карт памяти, София очень обрадовалась и в своих воображаемых путешествиях чувствовала себя как дома даже в незнакомых местах.
На другой день Шадрак приступил к самому, на его взгляд, важному – начал преподавать Софии азы картологии иных эпох. Перво-наперво он объяснил ей, что эти образцы требовали особенного ухода: чтобы сберечь, их следовало содержать в чистоте и порядке. «Составление карт, – говорил Шадрак, – есть научное искусство, практикуемое во всех эпохах и в каждом уголке мира…» В частности, динамические, то есть дающие живые изображения, карты памяти были изобретены то ли в Пустошах, то ли в пределах Срединных путей. Никто не знал наверняка, но Шадрак полагал: породить их могло только перекрестье разных эпох, где настоящее, прошлое и будущее переплетались самым удивительным образом.
