– Можете начинать, – сказал хронометрист.
– Я вышел сюда, – обманчиво тихо заговорил господин Вартон, – дабы прокомментировать изложенный мистером Рупертом Миддлсом проект и постараться убедить всех девяносто парламентариев, что его следует не просто принять, но и обеспечить ему развитие!
Последние слова он почти выкрикнул. Слушатели в партере парламента принялись восторженно аплодировать. София с болью заметила, как посуровело лицо Шадрака, а взгляд вспыхнул яростью.
– Да, мы должны закрыть наши границы и, безусловно, осуществить скорейшую депортацию иноземцев, которые суть паразиты, пьющие кровь этой великой нации и ничего не дающие ей взамен. Но не только! Надо запретить гражданам Нового Запада выезжать за границу, ибо это ведет к подрыву устоев страны. Позволительно спросить: с какой стати вообще кому-либо посещать иные эпохи, пребывающие, как нам известно, на низших уровнях развития? Разве не следует истинному патриоту быть дома, разве не там его место? Я нисколько не сомневаюсь, что великие исследователи, которыми мы так гордимся, отправлялись в дальние странствия из самых лучших намерений. Они стремились к эзотерическим знаниям, которые для большинства умов непостижимы…
И он снисходительно поклонился в ту сторону, где сидели Майлз и Шадрак.
К ужасу Софии, Майлз вскочил на ноги. Из толпы зрителей послышались глумливые выкрики. Шадрак быстро поднялся, взял друга за плечо и потихоньку заставил его опуститься на место. Майлз продолжал клокотать, но все-таки сел. Вартон же снова заговорил, не подав виду, будто что-то заметил.
– Вне сомнения, эти исследователи заблуждаются, хотя и самым добросовестным образом, – произнес он под громкие возгласы одобрения. – Наши идеалисты не понимают, что столь ценимые ими знания в руках зарубежных недоброжелателей становятся предательским орудием, способным погубить наш великий народ! – (Публика взревела, выражая полное согласие.) – Следует напомнить вам о нашем великом первооткрывателе Уинстоне Хеджесе, проводившем изыскания на побережье залива. Добытые им сведения были беспощадно использованы пиратами при осаде Нового Орлеана! – Слушатели загудели, ибо память была еще очень свежа. Оратор же продолжал с явным сарказмом: – Полагаю, всем ясно как божий день, что и великолепные творения некоего картолога, почтившего своим присутствием наше сегодняшнее собрание, являют собой истинное сокровище для любого пирата, налетчика или самовластного правителя, который лелеет захватнические планы…
Столь откровенный выпад несколько огорошил аудиторию. Люди зааплодировали, но словно по инерции, не очень охотно. Шадрак сидел молча, его глаза пылали огнем, но лицо оставалось сосредоточенным и угрюмым. София трудно сглотнула.
– Как все это нехорошо, милочка, – прошептала соседка. – Он такого не заслужил…
– Подводя итог своей речи, – говорил меж тем Вартон, – я хотел бы внести поправку к проекту. Настаиваю на полном закрытии границ не только для иноземцев, но и для наших граждан. Миддлс изложил нам план действий, названный Патриотическим. Я же считаю, что предложенные меры хороши, но недостаточны! Мне представляется, что нас следует защитить не только от поползновений извне, но и, скажем так, от себя самих. Вот суть моей защитной поправки: мой дом – моя крепость! – (Хлопки, сопроводившие эти слова, были жидковатыми, но искренними.) – Я предлагаю строго ограничить зарубежные контакты, в то же время всячески продвигая торговлю с определенными эпохами, а именно…
Он принялся перечислять, но София перестала слушать. Она смотрела только на Шадрака, отчаянно желая оказаться рядом с ним. Увы, ей оставалось лишь следить за происходившим с верхнего балкона и грустно раздумывать, что будет, если план Вартона будет принят и Век открытий, таким образом, завершится.
Шадрак заранее предупреждал, что именно так может все кончиться. Он и вчера говорил ей об этом, в пятнадцатый раз репетируя свою речь у кухонного стола, пока София делала сэндвичи. Она никак не могла поверить, что найдутся те, кто способен рассуждать столь узколобо. А теперь это оказалось реальностью – стоило посмотреть на реакцию слушателей кругом.
– Неужели никто не хочет, чтобы границы остались открытыми? – прошептала София.
– Ну конечно же, милочка, есть и такие, – доброжелательно ответила соседка. – На самом деле их даже большинство. Но где нам взять деньги, чтобы в парламенте выступать? Ты ведь, верно, заметила: те, кто хлопает, сами все в партере сидят. На очень недешевых местах!
София грустно кивнула.
Наконец-то прозвонил колокол, и Вартон, торжествуя, покинул кафедру.
– Слово предоставляется мистеру Шадраку Элли! – объявил хронометрист.
Шадрак проследовал к месту спикера, сопровождаемый вежливыми хлопками. На часах выставили четыре минуты и тринадцать секунд. Шадрак посмотрел на балкон и встретился глазами с Софией. Он похлопал по карману пиджака и улыбнулся. Девочка просияла в ответ.
– Это что такое у вас? – с любопытством спросила толстушка. – Тайный знак?
– Я ему записочку написала, – ответила София. – На удачу.
На самом деле это была не записка, а рисунок. Один из многих, что дядя и племянница оставляли друг дружке в самых неожиданных местах, – они вели своего рода переписку в картинках. На листке София изобразила придуманную ими героиню – Заводную Кору, которая стояла победительницей перед оробевшим парламентом. У нее были часы вместо верхней половины туловища, кудрявая голова, тоненькие ручки и ножки. По счастью, Шадрак выглядел куда достойнее. Темные волосы зачесаны со лба назад, крепкий подбородок высоко вскинут – было очевидно, что он уверен в себе и готов бороться.
– Можете говорить, – сказал ему хронометрист.
– Я стою перед вами, – негромко начал Шадрак, – не в качестве картолога или исследователя, но просто как житель нашего с вами Нового мира. – Он чуть помедлил, потратив две драгоценные секунды на паузу, с тем чтобы заставить аудиторию ловить каждое слово. – Есть один великий поэт, – продолжал он, не повышая голоса, – с которым, по счастью, мы знакомы благодаря его наследию. Он родился в Англии в шестнадцатом веке, до Разделения. Его стихи учат в школах, его слово зажгло свет в душах многих людей… Но из-за того, что его отчизна ныне пребывает, насколько нам известно, в двенадцатом столетии, этот человек еще не появился на свет. Может быть, он не родится вообще. В таком случае его уцелевшие книги обретут особую ценность, и тогда нам – именно нам! – выпадет честь сохранить его творчество для грядущих поколений, чтобы оно не исчезло навсегда из этого мира. Так вот… – Шадрак вновь сделал паузу и обвел глазами притихший зал, – этот великий поэт написал: «Ни один человек не является островом. Каждый – часть материка, частица целого. Если море уносит крупинку, Европа оскудевает… Смерть каждого человека уменьшает меня, ибо неразрывна моя связь с человечеством»
[1]
.
Мне нет нужды убеждать вас в истинности этих слов. Мы знаем из опыта: это правда. После Великого Разделения мы сами наблюдали упадок нашего мира, от которого океаны времени отрывали куски. Распалась Испанская империя, Северные территории провалились в доисторический период, Европа была целиком отброшена в далекое Средневековье, иные же части мира оказались вовсе в неведомых эпохах. И все это произошло, можно сказать, недавно – менее ста лет назад. Потери еще памятны и свежи.
