Я открыл глаза и увидел серый рассвет, колышащийся парус, услышал крики чаек. Баракель молчал. Ангел сказал правду. Я всегда знал, как надо. Просто не делал.
— Мы что, уже почти приплыли?
Мне стало лучше. Почти хорошо.
— Уже недалеко.
Туттугу сидел рядом. Остальные в утренней дымке бродили по палубе.
— А-а!
Я, прикрыв глаза, попытался представить твердую землю, надеясь избежать привычной утренней рвоты.
— Снорри говорит, ты здорово лечишь раны, — сказал Туттугу.
— Боже! Это путешествие меня доконает. — Я попытался сесть, но свалился со скамейки — был еще слишком слаб. — Я думал, что увижу всякую нежить и психов с топорами, но нет, похоже, я успею умереть в море.
— Возможно, это будет к лучшему. — Туттугу протянул мне руку, чтобы помочь встать. — Хорошая чистая смерть.
Я уже почти взял его за руку, но отшатнулся.
— О нет! Вот это — ни за что! — Еще немного — и я не смогу прогнать с дороги прокаженного, не излечив его. Вашу ж мать! — Ты вроде как не ранен.
Туттугу яростно поскреб пальцами рыжий куст бороды, что-то бормоча.
— Чего?
— В борделе подцепил.
— Триппер? — Это хоть заставило меня улыбнуться. — Ха!
— Снорри сказал…
— Туда я руки накладывать не буду! Бога ради, я принц Красной Марки! Не какой-нибудь бродячий знахарь!
Толстяк явно сник.
— Слушай, — сказал я, понимая, что, когда мы высадимся, друзья лишними не окажутся. — Может, я и не знаю ничего толком про раны, но про триппер знаю побольше любого смертного. У вас тут есть горчичное семя?
— Наверно.
Туттугу нахмурился.
— Каменная соль? Немного черной патоки, какое-нибудь дубильное вещество, скипидар, а еще — бечевка, две иголки поострее и имбирь… ну, это уже не обязательно, но было бы неплохо.
Он медленно помотал головой.
— Ну, значит, куплю в порту. Сварю по древнему фамильному рецепту. Прикладывай к пострадавшим частям тела, и через шесть дней будешь как новенький. Ну, в крайнем случае — через семь.
Туттугу широко ухмыльнулся, что было уже хорошо, и дружески пихнул меня на норсийский манер, а это куда больнее, чем привычный южанам дружеский удар кулаком в плечо. Вот и все. А потом он нахмурился и спросил:
— Иголки тоже прикладывать?
— Ну, когда я сказал, что надо прикладывать, имелось в виду, что надо намазать иголку и уколоться ею. Понадобится запасная, потому что от мази они быстро ржавеют.
— Ой! — От ухмылки Туттугу почти ничего не осталось. — А бечевка — чтобы повеситься?
— Мешочек привязать на… Слушай, я тебе перескажу кровавые подробности, когда добудем ингредиенты.
— Земля!
Это крикнул один из близнецов — и, надо сказать, очень вовремя нас отвлек.
Мои морские мучения почти закончились.
25
Дымка окутала Норсхейм, так что я мог разглядеть лишь мокрые черные скалы и зловещие утесы, покуда мы преодолевали последний километр, отделяющий нас от берега. Мы миновали другие норсийские суда. По большей части они были посолиднее нашего и волокли сети или перевозили грузы, но всех их объединяли характерные для здешних краев очертания. Мы видели и другие ладьи, с десяток примерно, и почти все они стояли на якоре, а одна направлялась в открытое море, но было заметно, что красные паруса маловаты для такой задачи.
Подплыв еще ближе, мы увидели порт Тронд, поднимающийся над черным каменистым берегом у подножия гор, словно выходящих из морских глубин. Я-то думал, что Ден-Хаген унылое место, но на фоне Тронда тамошний порт казался раем, прямо-таки излучающим радушие. Норсийцы строили свои дома из сланца и тяжелого леса, с торфяными крышами, а окна были похожи на щелки, неспособные пропустить тонкие пальцы ветра, уже вырвавшего у меня остатки тепла. Пошел дождь, сплетающийся с ветром и колющий щеки, словно лед.
— И это что, лето такое? Как вы его отличаете от зимы?
— Роскошное лето! — Снорри раскинул руки.
— Как отличаем? Ну, зимой нет мошкары, — сказал Арне у меня за спиной, — и снег лежит в два метра глубиной.
— И отсюда до порта можно дойти пешком, — добавил Снорри.
— Я даже не знал, что море замерзает… — Я отошел, чтобы поразмыслить над этим, и выглянул между двух щитов, закрепленных перед прибытием. — Ну, тогда хотя бы качка прекращается.
Мы прошли последние полкилометра на веслах, опустив парус. Говорю «мы», потому что я обеспечивал моральную поддержку.
— А почему Сломай-Весло так зовут? — спросил я, глядя, как все трудятся.
— Это он так первый раз сходил на веслах, — ответил Эйн.
— Лет ему было четырнадцать, не то пятнадцать, — продолжил Твейр.
— Так замахнулся веслом, что сломал его, — добавил, кажется, Трир.
— Тогда он еще сам не знал своей силы, — сказал Фьорир, у которого на руке все еще был заметен шрам.
— В жизни не видел, чтобы кто-нибудь вот так ломал весло. — Надо понимать, это был Фимм.
— Он что, сильнее тебя, Снорри?
Мне эта мысль как-то не прибавляла спокойствия.
Снорри взмахнул веслом в такт с остальными.
— Кто знает? — (Еще взмах.) — Сломай-Весло сам не знает своей силы. — (Еще взмах.) — Но я свою знаю.
И он посмотрел на меня. Во взгляде были лед и огонь, и я страшно обрадовался, что мы с ним не враги.
В гавани я с удовольствием обнаружил, что далеко не все северяне — волосатые мужики в шкурах. Еще там встречались волосатые женщины в шкурах. И если уж по-честному, некоторые горожане были в шерстяных плащах, шерстяных же или льняных куртках и узких штанах, перехваченных ремешками от лодыжек до колен, как носят в Тертане.
Выйдя на берег, я зашатался — отвык чувствовать под ногами что-то твердое и неподвижное. Я бы мог поцеловать землю, но не сделал этого, лишь зашагал вперед, сгибаясь под тяжестью заплечного мешка, закутанный в зимнюю одежду, которую, похоже, вскорости предстояло дополнить еще чем-нибудь. Снорри хорошо знал порт и привел нас в таверну, о которой был хорошего мнения.
Тронд, в отличие от многих небольших прибрежных городов и деревушек, не был владением какого-то ярла, где располагался бы медовый зал и регулярно проводились ревизии и поборы. В Тронде всем заправляла торговля. Безопасность границ порта зависела от некоторого количества щедро финансируемых союзов, а внутренняя безопасность — от дружины, которой местные купцы-заправилы платили имперской монетой. В общем, это было идеальное место для высадки и пополнения припасов. Снорри собирался отправиться в Уулиск по суше — ходу было дня два по гористой местности. Ползти по фьорду в снеккаре с горсткой людей значило утратить единственное преимущество маленького отряда — скорость и внезапность. План звучал разумно, с поправкой на то, что мы очертя голову лезли прямо на рожон, и Снорри даже сказал, что я помог все это сформулировать в минуты прояснения сознания в пути, хотя сам я, естественно, ничего такого не помнил.
