Когда она сказала Седому, сколько хочет за свои услуги, он только крякнул:
– И почему я должен столько тебе платить? За такую цену я мог бы, наверное, самого Хантера нанять!
Она была готова и к этому вопросу и невозмутимо ответила:
– Потому что я могу видеть в темноте. – Ответила, и внутренне вся подобралась, напряглась. Она всегда боялась сознаваться в этом. Но рано или поздно этот момент все равно наставал – когда речь заходила о цене. Если бы она умолчала о своих способностях, ее цена была бы куда меньше. Но рассказывать о них тоже было рискованно. Мутантов в метро не любили.
Так и есть. Она уловила, как изменилось лицо клиента.
– А, так ты из этих…
Она пожала плечами. Кажется, пронесло – хоть он глядел на нее брезгливо, но крика поднимать или угрожать не стал. Видно, очень ему толковый проводник нужен. «Ну что ж, может, и сторгуемся, – подумала она, – а к взглядам косым мне не привыкать». Если он готов честно платить за работу, то какая разница, как он относится к мутантам, считает их за людей или нет? Когда дело будет сделано, она получит, что ей причитается, уйдет и, возможно, больше никогда его не увидит. К тому же – спасибо тем уродам, которые чуть ее не убили, – она теперь не так уж и отличается от остальных людей. Шрам на месте отрубленного шестого пальца скрыт черной кожаной митенкой, а остаток уха прикрыт волосами – к тому же это увечье всегда можно объяснить боевым ранением, еще больше уважать будут.
– Ну ладно, не важно, – примирительно пробормотал клиент. Понятно, успел уже оценить ее добротную экипировку, новенький защитный костюм, удобные и прочные тяжелые кожаные ботинки. Если она может себе позволить прилично одеваться, значит, неплохо зарабатывает.
– Как звать-то тебя?
– Катериной. Можно Кэт.
Так называл ее один придурок с родной станции. Ей это прозвище нравилось, потому что выговаривалось легко и быстро. Впрочем, на станции у нее было и другое имя, но об этом она каждому встречному рассказывать не собиралась.
– Радистка Кэт, значит?
– Я не радистка, – сердито буркнула она. – Просто Кэт. Или Катя, мне все равно.
– Ладно, Катя. Просишь ты, конечно, многовато, но если все получится, то патронов не пожалею – еще и добавлю.
Интересно, откуда у него столько? Ограбил партийную кассу? Как ему удалось раскрутить генсека Красной Линии товарища Москвина на такую дорогостоящую экспедицию? Впрочем, это ее не касается. Как раз на такие вот бредовые проекты люди почему-то охотнее всего ведутся. Зависит от того, как преподнести.
– Так не пойдет, – сказала она. – Половину отдадите мне сразу, перед выходом. Вторую – когда вернемся. Дойдем мы куда надо или нет, это неважно. Вы мне платите, чтоб я вас провела. Я проведу. А уж как далеко мы уйдем – от вас самих зависит.
Не в ее интересах было сразу лишать их надежды.
* * *
Они направились в тоннель в сторону Киевской, затем свернули в боковой тоннель и вскоре увидели решетки, часовых и красные флаги. Седой провел ее через заставу Красной Линии – видимо, его здесь хорошо знали: часовые отдали ему честь, а на ее документы взглянули лишь мельком. И вот тогда в первый раз возникло у нее недоброе предчувствие, пробежало холодком по позвоночнику. Она сама не могла бы объяснить, что ее насторожило. Но чутье подсказывало – лучше бы отказаться. Зря она не прислушалась к этому предупреждению. «Успею уйти, – подумала она, – надо сначала узнать поподробнее про задание».
Радиальная станция Парк Культуры по сравнению с богатой, хорошо освещенной кольцевой станцией, принадлежавшей Ганзе, выглядела полутемной и почти нежилой. «Вот сразу разница чувствуется, – подумала она. – Кольцевая-то понарядней будет. Там между светло-серыми колоннами арки полукруглые, и в промежутках между ними овальные картинки, на которых люди изображены. Хотя от этого великолепия, да еще при ярком освещении, глаза режет. А на радиальной станции колонны квадратные, высокие, зато кажется, что здесь просторнее. И каждая колонна словно еще раз отражается в стене напротив, покрытой кафелем, надраенным до блеска». А еще ей понравились два мостика над путями. На один из них они и поднялись по ступенькам, повернули – там обнаружилось служебное помещение, отгороженное белыми пластиковыми обшарпанными панелями. На них даже сохранились полустершиеся картинки – правда, разобрать уже почти ничего нельзя было, но она успела прочитать непонятное слово «сэндвич», а картинка явно имела отношение к еде. У нее даже в желудке заурчало. Может, это их столовая? Было бы неплохо.
Седой открыл облезлую дверь и пропустил ее в небольшое помещение, куда, кроме него, протиснулись еще двое. Первый – светловолосый парень с короткой стрижкой, чуть полноватый, в новенькой военной форме. Лицо у него было, пожалуй, приятное и открытое, но при этом какое-то вялое, а серые глаза глядели сонно и безразлично. Казалось, по поводу происходящего вокруг него он испытывает только скуку. «Рохля какой-то, – подумала она, – но так даже лучше. Наверное, начальника какого-нибудь сынок – оттого и раскормленный». Подавляющее большинство жителей вечно голодной Красной Линии выглядели куда более истощенными.
Другой был тощим, щуплым, с морщинистым лицом и выглядел так, словно постоянно принюхивался. Он все время нервно переминался с ноги на ногу, и она мысленно окрестила его Топтуном. Она любила давать нанимателям клички – про себя, конечно. Потому что иной раз они гибли так быстро, что запомнить имена и фамилии она не успевала.
Тут же ясно стало, что она ошиблась, – в помещении обнаружилось только несколько ободранных пластиковых стульев. Значит, на кормежку пока надеяться не приходилось.
Топтун, оглядев ее, недовольно сморщился. «Противный тип, конечно, – подумала она, – но вряд ли опасный. С таким в случае чего можно справиться без труда…»
Седой назвал ей их имена – впрочем, она особо не прислушивалась. Разобрала только, что Рохлю, кажется, зовут Пашей.
– А зачем было бабу нанимать? – подозрительно спросил Топтун. – Что, мужиков подходящих не нашлось?
– Она тоже не промах. И к тому же видит в темноте, – пояснил Седой.
Услышав это, Рохля с некоторым любопытством поглядел на нее. Топтун же сморщился, словно хлебнул кислого.
– Так она из этих, – пренебрежительно констатировал он, словно бы ее здесь и не было.
Она знала и терпеть не могла эту манеру нанимателей – заранее охаять, чтоб потом смотреть свысока. Не иначе как поторговаться хотят. Ничего, она стерпит. Но за каждый косой взгляд им придется заплатить дополнительно. Пусть не думают, что мутанты – существа второго сорта.
Впрочем, она почти ничем не отличается от обычного человека. Но в том-то и загвоздка – в коротеньком слове «почти». Разница практически неразличимая, в критических обстоятельствах могла стать роковой. Всегда легче в трудную минуту пожертвовать жизнью мутанта, утешаясь тем, что он, в сущности, не совсем человек. Даже если очень похож.
