Она, наверное, так бы и поступила, если бы не одно «но»: Павлик. Если с нею что-то случится, младенец будет обречен. А Кошка с удивлением осознала: почему-то ей безумно важно, чтобы этот совершенно чужой ей младенец остался жив! И вдруг смутно подумалось: может, это надежда для нее искупить хоть что-то? До сих пор Кошка лишь отнимала жизни, и может, ей простится хоть часть грехов, если она спасет невинного ребенка? Раньше ей таких мыслей и в голову не приходило, и Кошка пока не была к ним готова. Сергей – тот бы, наверное, разобрался, а самой ей все это слишком сложно. «Нет уж, пока надо думать лишь о самом простом и необходимом».
Итак, что она имеет? Ребенка удалось временно пристроить, но теперь придется платить Регине. Хотя бы до тех пор, пока не удастся найти для Павлика что-то получше. В рюкзаке Седого еще кое-что осталось, но ведь ей и самой нужно на что-то жить. Хотя…
Кошка достала чек ганзейского банка, расправила на столе и, заслонив рукой от возможных любопытных взглядов, принялась изучать. К ее огорчению, выяснилось, что чек был выписан на имя какого-то Ю.С. Кузнецова и без предъявления паспорта обналичить его нельзя. Паспорта же (даже если Кузнецов – это именно Седой, а не кто-то другой) в рюкзаке не было. А даже если бы и был – она-то не мужчина… Раздосадованная Кошка чуть было не разорвала чек, но потом передумала и убрала в карман.
Значит, надо искать работу. Не сегодня, конечно, – очень уж она устала. А вот завтра с утра стоит попробовать предложить свои услуги – вдруг здесь кто-нибудь ищет проводника? А если даже и нет – все равно отсюда нужно исчезнуть на несколько дней, чтоб все утихло. Возможно, вскоре на станции уже появятся люди с Китай-города – по ее душу. Может, они уже здесь. При мысли об этом Кошка машинально надвинула капюшон на лицо, как будто это могло помочь, и быстро взглянула сначала направо, а потом налево. Кажется, никто ею не интересовался. Зато она увидела поблизости человека в живописной, но потрепанной одежде – кожаной куртке с бахромой и дырявых штанах. Тот пытался настроить старенькую гитару. У них тут, оказывается, еще и музыка! Человек поднял голову и обвел глазами окружающих. Тут же кто-то крикнул ему:
– Спой-ка нам «Ушел наверх и не вернулся»!
Музыкант кивнул, взял несколько нестройных аккордов и запел – голос у него оказался низким и довольно приятным. Кошка уже слышала эту песню. Ее любили многие сталкеры, а особенно – их девушки. Но сейчас она как будто впервые вдумалась в слова. Как же больно – знать, что никогда больше не увидишь близкого человека… Словно в насмешку над ее переживаниями, в «Три патрона» пришла влюбленная парочка и расположилась по соседству. Парень щекотал девушку под подбородком и за ухом, та смеялась. Эта безмятежная картина подействовала на Кошку удручающе.
«Вот живут же люди, радуются новому дню – даже здесь, в подземке. Они не знают, кто я, – видят лишь бледное, усталое, осунувшееся существо – то ли женщину, то ли мужчину. И не знают, что за мной тянется кровавый след. А я вот не могу так беспечно смеяться и даже прямо глядеть в глаза другим. Видно, люди все же чувствуют это – они отворачиваются от меня. Никто не заговорит со мной просто так, не пошутит. Больно, но ничего не поделаешь…» Усилием воли она заставила себя распрямить плечи и надменно вскинула голову.
«Они – одной породы, а я – другой. Никто из них не смог бы пройти через то, что пришлось вынести мне, и не сломаться. Я – Кошка. Посмотрим, посмеет ли кто-нибудь почесать за ушком меня?»
Она торопливо встала, чтобы никто не видел, как ей плохо, кинула музыканту патрон и отправилась искать место для ночлега. Можно было заснуть прямо на полу станции, подстелив что-нибудь, как некоторые здесь и делали. Только вот очень ей не хотелось, чтобы всякий, проходящий мимо, глазел на нее спящую. И потом, так ведь можно и вовсе не проснуться, если заявится кто-то с Китай-города. Вернее, ее разбудят ударом ножа. Как в одной из Лехиных песен, где кто-то кого-то будил выстрелом в сердце.
Проситься в палатку к Регине Кошка не стала – младенцы, наверное, будут ночью плакать, а ей хотелось выспаться. Даже если бы дети не шумели, она не смогла бы там заснуть от одного только запаха. «Бедный Павлик, – подумала она, – не очень-то весело начинается твоя жизнь. Но, по крайней мере, ты будешь в тепле и хоть как-то накормлен. Это всяко лучше, чем послужить пищей для крыс в туннеле…»
За пригоршню патронов Кошке удалось получить место в старенькой гостевой палатке, где уже кто-то спал. Она тихонько улеглась на свободный матрас, прикрытый не таким уж грязным байковым одеялом. Как ни странно, сон пришел почти сразу. Кошке снился Царь-Мореход, печатавший гулкие шаги по мертвому Острову, искаженные каменные лица, а потом – Белая Невеста с лицом мертвой Яны. Ожидаемого упрека в ее глазах не было, казалось, она не жалеет, что умерла, но очень хочет о чем-то попросить – и Кошка догадывалась, о чем. Потом она увидела Леху – тот качал головой и грозил ей пальцем, одной рукой держась за живот. Одутловатое лицо его было бледно, одежда промокла от крови…
Проснувшись, Кошка еще некоторое время пыталась прийти в себя и раздумывала. Раньше убитые ею не являлись ей во сне, и она решила, что это тоже из-за разговоров с ученым. Придется ей теперь с этим жить. А еще у нее было предчувствие, что это только начало…
Глава 6
Большой переполох
Выбравшись утром из палатки, Кошка решилась заговорить с одним из людей в военной форме – патрульным, наверное.
– У вас тут никому проводник не нужен?
Тот окинул ее оценивающим взглядом, видимо отметив про себя ладно подогнанную походную одежду, крепкие удобные ботинки. Потом пожал плечами:
– Вроде какие-то челноки на Шаболовку собирались. Вон они, в конце станции баулы свои разложили. Спроси у них, может, им провожатый понадобится. Лично я в ту сторону нипочем не пошел бы, но если кому подзаработать очень надо…
Кошка подошла к челнокам. Сначала они вообще не хотели иметь дела с женщиной, уверяя, что это не к добру, но потом все же согласились, при условии, что заплатят ей меньше, чем обычно. Кошка скрипнула зубами от злости, но выбирать пока не приходилось. Ей хотелось спросить, что за люди живут на Шаболовской, но она решила не показывать свою неосведомленность. Наверняка челноки идут туда не первый раз, значит, бояться нечего.
Вообще она слышала, что и на Шаболовке, и на Ленинском, да и на следующих нескольких станциях заправляют бандиты, и так вплоть до Калужской, где начинается загадочная Ясеневская община. Это было и хорошо, и плохо. С одной стороны, обычаи этой публики Кошке были известны, она знала, как с ними держаться. С другой, повышался риск встретить кого-нибудь знакомого. Но, насколько она знала, люди с Китай-города не очень-то «дружили домами» с собратьями по ремеслу с других станций.
По своей привычке, Кошка мысленно дала прозвища новым спутникам. Главного из них она окрестила Босс – за то, что много строил из себя. Это был темноволосый полноватый мужик в относительно новом спортивном костюме, объемистый живот его выпирал вперед, на пальцах блестели серебряные перстни. Другого, в просторных штанах цвета хаки и заношенной теплой жилетке поверх старой фланелевой рубахи, Кошка прозвала Волдырем – все его лицо покрывали красные прыщи, а волосы были редкие и какие-то серые. Третий, морщинистый невысокий мужик в пузырящихся на коленях тренировочных штанах и заплатанном черном свитере, получил кличку Шняга – за то, что все время суетился.
