– Дай-ка посмотреть, – равнодушно говорит она, взяв у него из руки скрученный в спираль камень. – Тебя обманули – это вовсе не редкость. У меня есть похожие, и даже красивее.
Одновременно Кошка копается в рюкзаке. Что бы такое найти на обмен? Она знает – то, что Вотан не готов продать, он может в азарте выменять, если предложить ему вещь, в его глазах более ценную. В этом смысле он как маленький. Ее рука нащупывает что-то округлое и гладкое – и, достав одну из черных, блестящих, словно отполированных раковин, она крутит ее у егеря перед глазами.
«Значит, музей мне все-таки не приснился, – думает Кошка мимоходом. – Уже легче».
Вотан напрягается:
– Круто! Давай махнемся?
– Подумать надо… – Кошка делает вид, что сделка ее не слишком интересует.
– Да чего тут думать?! Ту можешь себе оставить, а эту я возьму. У тебя, говоришь, еще много таких? Можно их вместо амулетов продавать аборигенам – разбогатеем!
Тем временем на пороге появляется новый посетитель. Кошка не знает его, но Вотан приветствует восторженным ревом. Кошка, пользуясь случаем, выскальзывает из столовой, сжимая в руке амулет Сергея, и, притаившись за чьей-то спиной, прислушивается.
Вотан, судя по всему, опьянел вконец. Заплетающимся языком он говорил Сигурду:
– Хочешь, анекдот расскажу? Приходит кошка на полянку…
– Какая кошка? С четырьмя ногами и хвостом? – раздается другой невнятный голос. – А полянка где? В лесу? Смешно.
– Да нет, та самая Кошка, которую все ищут и никто найти не может, убийца с Китай-города. Приходит она на станцию Полянка. И видит – сидят там две тетки, бледные, страшные, жгут костер и варят какое-то зелье.
«Сафроненко – гад, разболтал всем, трепло проклятое! – думает Кошка. – Найду – своими руками придушу». А Вотан продолжает:
– А в костер те тетки подбрасывают книги колдовские, чтоб лучше горел. «Ведьмы», – подумала Кошка. – «Кошка», – подумали ведьмы.
– Ну и че? – раздается недовольный голос. – Я че-то не понял, где смеяться-то надо было?
– А разве эту Кошку еще не поймали? За нее, говорят, пять цинков патронов обещали, – вклинился кто-то в разговор.
– Да ну! Врешь?
– Вот гадом буду. Ну, может, четыре. Но уж не меньше.
– Это что ж такого надо сделать, чтоб так оценили? Станцию взорвать, не иначе.
– Что, тоже хочешь маслят получить?
– Это как посмотреть. Может, раз столько бабоса сулят, то ловить ее – себе дороже? Нет уж, мы люди маленькие, не нашего ума это дело. Ее, небось, так просто и не возьмешь, тут заговоры надо знать.
«Надо уходить», – понимает Кошка. Белый камень, закрученный спиралью, лежит в кармане. «Приносит удачу? Посмотрим». Она знала, что Сергею эта каменюка почему-то была очень дорога и ни за что по доброй воле он не расстался бы с ней. То, что камень оказался у торговца, означало, что Сергея уже нет в живых.
Теперь ей надо забрать Павлика и бежать. Хотя, может, оставить малыша у Регины? И Кошка кидается к ней.
* * *
Регина была сама не своя. Втянула ее в палатку и тут же набросилась с вопросами:
– Что ты такого натворила?! Тебя ищут! Меня уже спрашивали про ребенка. Старуха говорила, что ты не вернешься, даже предлагала мне сбыть младенца с рук.
– То есть как – сбыть с рук? – похолодев, спросила Кошка. Но она и сама уже поняла – как. Регина сообразила, что сболтнула лишнее, и торопливо начала оправдываться:
– Я вовсе не хотела плохого, но ты пойми, мне неприятности тоже ни к чему, я сама – мать. Ты пришла, потом ушла, а мне куда деваться отсюда? Меня здесь каждая собака знает. Если ты во что-то замешана, мне тоже не поздоровится. Мне о своем ангелочке надо в первую очередь думать, а про чужого пусть у его матери голова болит.
– Пусть у матери голова болит, – эхом повторила Кошка про себя слова, которые ее особенно взбесили, хотя в прежние времена она рассуждала бы точно так же. – У матери голова болеть уже не будет. Ей уже не больно. А мне что делать?
– Да чего ты напрягаешься, ведь все хорошо! Вот твой младенец. Или погоди? Это, кажется, мой, – Регина захихикала, и Кошка поняла, что она опять навеселе. – Вот поэтому я и не послушала старуху, – сказала она, точно сообщая что-то невероятно смешное. – Прикинь, я боялась их перепутать! Вдруг отдам не того!
Кошка с ненавистью смотрела на нее. Очень хотелось схватить Регину и трясти, чтоб та поняла, каково ей. Но Павлик был жив, и это главное.
– Ладно, не обижайся, – примирительно сказала Регина. – Ты как – забрать его хочешь или оставишь еще?
– Возьму, мне уходить надо.
Что-то мелькнуло в глазах Регины – любопытство, которое Кошке совсем не понравилось. Но она лишь потребовала:
– Тогда давай рассчитаемся!
Пока Кошка отсчитывала патроны, женщина следила за ней крайне внимательно. Когда же, наконец, расчеты были произведены и патроны перешли из рук в руки, облегченно вздохнула и буркнула:
– Знаешь что, посиди-ка с детьми, мне надо кое-куда сбегать. Я быстро вернусь. А они все равно пока спят.
Младенцы и впрямь спали, и как-то даже слишком крепко. Кошка посмотрела на Павлика – она сразу его узнала. В этот раз он показался ей куда симпатичнее – ребенок уже не казался таким багрово-синим, личико его было беленьким, и ей даже показалось, что он похож на отца.
Регина выскользнула из палатки. Выползая, она оглянулась на Кошку, и сердце у той екнуло. Кошка ясно почуяла опасность. Что-то ей не понравилось во взгляде Регины. Захотелось немедленно скрыться, но что делать с детьми? Не оставлять же одних?
Выждав несколько минут, она схватила обоих младенцев и выскочила из палатки. Регины нигде не было видно. Кошка быстро пошла по станции, на глаза ей попалась старуха Скорбящая, которая, по обыкновению, сидела возле колонны. Кошка сунула ей младенца Регины:
– Подержи-ка пока. Регина отошла, а мне недосуг ее дожидаться.
И, не слушая возражений старухи, побежала к туннелю в сторону Шаболовки. Прошла немного по туннелю, но, не дойдя чуть-чуть до блокпоста, остановилась, сообразив, что это не самый лучший выход. На Шаболовке ее ждет не дождется Роджер. Чутье подсказывало, что на Октябрьскую лучше пока тоже не возвращаться, и она присела у стены туннеля, покачивая спящего Павлика и глядя в темноту. Иногда ей были слышны голоса часовых.
Ближе к ночи Кошка отважилась вернуться на станцию. Другого выхода у нее не было. Павлик проснулся и захныкал, но она укачала его, и он задремал опять. «Голодный, наверное, – подумала Кошка. – Надо бы ему пока хоть воды давать попить». На Октябрьской было тихо, почти все уже спали, но старуха все так же сидела у колонны, держа на руках младенца Регины и покачиваясь с ним вместе. Увидев Кошку, она заворчала:
