– Оп-па! – Долговязый хлопнул ладонью по столу. – Говорю же, у Копухи бывают моменты просветления. Ты думаешь, установка сработала от приближения случайной торпеды?
– Да, – соврал я.
– А ведь может быть, барракуда меня дери! Никто ведь не знает, какого она года. Насколько мне известно, последние модели оборудовали детекторами биотехов повсеместно. Тогда биотехи были новым страшным оружием, и от них защищались, как могли. Ну и дела! Может, мы зря на уши встали? Может, ни Жаб, ни кто другой из людей вообще не инициировал запуск? Просто дикая торпеда пересекла границу охранной зоны, старая автоматика сработала и включила какую-то дремавшую программу. А мы мечемся, Жаба ищем, на Молчунью грешным делом подумали…
– Именно об этом мы с Лесей и говорили, – сказал я.
– Тогда можно было бы не уединяться, – с укоризной заметил Долговязый. – Или от нас есть какие-то тайны?
– Не в тайнах дело, – мне пришлось доплетать сеть вранья. – У нас с Лесей возникают иногда споры по некоторым вопросам. В данный момент они возникли в отношении Жаба, но поверь, это чисто семейные разногласия.
– Верю, – вздохнул отставник.
Молчунья встала и переключила сетевой терминал на новостийный канал. С помощью подаренного ей устройства она теперь могла не только читать в сети, но и слушать диктора, что ее забавляло, как мне показалось. Мировая общественность все еще не успокоилась по поводу неожиданных результатов гонки, так что лица Леськи и Молчуньи не сходили с экранов. Кстати, один раз я увидел себя. Оказалось, что когда я попросил у Леськи запустить мотор «Толстозадого», нас всех снимали скрытой камерой. Не только нас, конечно, но в тройку-то именно мы вошли. В общем, мой рывок стартерным линем тоже вошел в историю. Наверняка Бес и Червень сейчас в кубрике хвастаются, что знакомы со мной, и тыкают в монитор пальцами.
Мы еще посидели немного вместе, обсуждая перспективы экспедиции, но вскоре Долговязый скомандовал расходиться по комнатам и отдыхать.
– Возможно, придется нырять, – сказал он мне.
– С этой твоей плесенью в крови? – поморщился я. – На километр?
– Зато в последний раз, – подмигнул он мне. – На «Валерке» в достатке жидкостных аппаратов.
– Только катетера у меня все равно нет. Да и допуск ты вряд ли возьмешься подделывать.
– Это правда… – вздохнул отставник. – Да только с батипланом всяко лучше, чем без него.
Я не стал ничего говорить, но прекрасно понимал, что не батиплан Долговязому нужен. Больше всего его заботит, не достался ли «Валерка» Жабу. Странное дело, но при взгляде ему в глаза я вдруг заметил тот же огонек, который всегда можно было заметить у Жаба. Искру охватившей человека мании. Очевидно Долговязого теперь охота на Жаба захватила не меньше, чем самого Жаба охота на Поганку когда-то. У меня это вызвало не столько тревогу, сколько грусть – очень не хотелось увидеть когда-нибудь Долговязого своим врагом, как вышло с Жабом.
Спалось мне в эту ночь очень тревожно. Сны о глубине перемежались с обычными кошмарами, где мне приходилось то прыгать с вершины небоскреба, то стрелять из гарпунного карабина в бесчисленное воинство оживших мертвецов. Время от времени я просыпался в холодном поту, вздрагивал, пробуждая Леську, сопевшую рядом.
– Ну что ты вертишься всю ночь? – наконец спросила она.
– Кошмары мучают, – признался я.
– И давно?
– Если честно, давно. Началось еще в госпитале, год назад, сразу после операции. Снились странные сны про глубину, словно продолжается охота на огромный биотех на дне океана.
– Погибал во сне? – напряглась Леся.
– Почти всякий раз.
– Это может быть последствием баротравмы, – Леся поднялась с кровати и приказала свету включиться. – Дай руку, я пульс измерю.
Она была хоть и не врачом, но биологом, так что ей в подобных вопросах не страшно было довериться. Она прощупала пульс и несколько раз вгляделась в зрачки, заставляя меня смотреть прямо в светильник.
– Ну что? – спросил я, ощущая себя не очень уютно.
– Честно говоря, есть повод для беспокойства, – ответила Леся. – Рефлекторные реакции у тебя немного запаздывают. Особенно по зрачкам заметно. Скажи, в твоих кошмарах есть какой-то повторяющийся момент?
– Да, я же говорил. Почти каждый сон заканчивается моей гибелью.
– Причина?
– Почти всегда так или иначе причина связана с давлением. Один раз меня жидкостный аппарат сдавил до смерти, но чаще всего прессует или ударной волной, или натиском глубины.
– Плохо.
– Что плохо? – напрягся я.
– Ты пока не волнуйся, но надо будет тебя на томографе обследовать. Такие проявления иногда бывают следствием мозговой опухоли. Только не грузись, а то хуже будет. Иногда баротравма или перенесенная операция дают непонятный толчок каким-то неизученным изменениям в организме. Если так, придется пройти курс лечения.
– Не дают жить спокойно, – пробурчал я.
– А никто не заставлял тебя уходить в охотники. Ложись, спи. Завтра с утра поедем в госпиталь.
– Вряд ли Долговязого это обрадует.
– А меня не очень интересует, что его обрадует, а что нет. Спи!
Мне ничего не оставалось, как последовать ее наставлению. Сон, однако, не шел. Призрак новой напасти, грозившей на пару недель вывести меня из строя, здорово расстроил. Хорош же я буду, если все отправятся на поиски Жаба без меня!
В конце концов я все же уснул, и мне приснился Жаб собственной персоной. Был он в форме охотника и сидел на скользком от мокрых водорослей валуне на берегу тихой лагуны под пальмами. У его ног лежал легкий гарпунный карабин «ЛКМГ-18» – лучшее оружие для поражения целей на воздухе и небольших глубинах. Очевидно, был отлив, поскольку по гладкому песку ползли в сторону воды отставшие от нее рачки. Я почему-то не мог отделаться от ощущения, что вижу бывшего командира как бы на экране монитора, посредством камеры, установленной на невысоком штативе.
– Привет, Копуха, – улыбнулся Жаб. – Не ожидал меня здесь увидеть?
Я не собирался отвечать. Глупо же отвечать монитору, в котором показывают кино и где герой что-то как бы у зрителя спрашивает. Меня не покидало ощущение, что я – зритель. Жаб выглядел много хуже, чем я запомнил его живым. Наверное, сказалось мое представление о том, как должен выглядеть человек после прямого попадания мощной ультразвуковой пушки. И без того пупырчатая кожа на лице командира теперь краснела свежими язвами и глубокими трещинами. На нее сложно было смотреть без содрогания, так что я отвел взгляд. Кроме того, у Жаба вроде как один глаз затянуло бельмом, что никак не прибавляло ему привлекательности.
– Не ожидал, я знаю, – усмехнулся взводный. – А тебе полагается знать, что во сне надо запоминать все цифры, которые приснятся. По ним можно, говорят, предсказывать будущее. – Он наклонился и написал на песке четыре цифры. – Ты их запомни, Копуха. Цифры. Может, пригодятся когда.
