И теперь у нас не оставалось другого выбора – только встать на путь преступления, чтобы вопреки общественному мнению разбудить Поганку и направить её ракеты на пусковую установку. Словно в сказке «Огниво», нам предстояло в самом аду разбудить злобную тварь, приручить ее и заставить нанести удар в нужную цель. Чем это может закончиться даже в случае успеха, думать не хотелось. Пока не хотелось, но потом, безусловно, придется. И Лесю выручать придется.
И пока Долговязый заканчивал ковыряться с миной, у меня как-то странно мысли сложились в голове. Хотя что странного? Вспомнив сказку «Огниво», я вспомнил и то, для чего в концовке бывший наемник использовал адскую тварь. Он завладел принцессой. В общим-то логично, если учесть, сколько ему пришлось воздерживаться на войне без секса. И тут же в голове сама собой выстроилась аналогия – принцесса, Леся, темницы, решетки. И огромная собака с глазами, как две башни. Собака, для которой нет в мире преград, – самая большая собака на свете. Уж не знаю, как ее звали, может, Кербер, а может, и нет, но свою адскую собаку я точно знал по имени. Ее звали Поганка. И с огнивом я умел обращаться – базовым основам работы с программатором нас учили в учебке.
Конечно, внезапно возникшими идеями я с Долговязым делиться не стал. Иначе он бы попросту вырубил меня, связал и сдал бы в психушку. Это точно, несмотря на дружеские отношения, которые между нами сложились. Наверняка у них и с Жабом когда-то были дружеские отношения, но это ничуть не помешало теперь Долговязому устроить охоту на бывшего товарища и командира. Жаба он откровенно считал маньяком, хотя в сравнении с моей задумкой затея бывшего взводного была безобидной шалостью.
Возникнув, идея окрепла, разрослась, раскинула щупальца в самые удаленные уголки мозга и теперь уже не собиралась меня отпускать. У меня был доступ к огниву, вызывающему самую большую собаку на свете, и я был полон решимости этим воспользоваться.
«У Поганки восемь шахт, – все смелее думал я. – Две ракеты уйдут на поражение взбесившейся пусковой установки. Останется шесть. Одну придется потратить на подтверждение серьезности намерений. Останется пять. Очень неплохо. С таким арсеналом я не то что Европу, весь мир поставлю на уши! И пусть попробуют не выпустить Лесю и не поправить в срочном порядке дурацкие законы о запрещении исследования биотехов! Перепашу весь материк, барракуда их всех задери!»
Плохо только, что претворять столь радикальный план в жизнь мне придется одному. Ни Молчунье, ни Долговязому в этом доверяться нельзя. Это не у них, а у меня жену посадили не из-за реально совершенного преступления, а из-за въевшегося столетнего ужаса перед самим понятием «биотех». По большому счету, устроить межконтинентальный термоядерный шантаж было для меня ни много ни мало – семейное дело. Не я первый начал, так что извините. Вообще-то думать надо, кого арестовывать. Одно дело проститутку из Ангарной Бухты, и совсем другое – жену бывшего охотника. А то начали уже забывать, что такое охотник. Расслабились, заброшенные базы поставили под контроль.
Вспомнился разговор с дельфинами, где они меня спрашивали, чем охотник отличается от других людей. Ну вот я на деле и покажу, в чем разница. Запомнит надолго! Сами забудут, как с охотниками связываться, и еще детям и внукам наказ дадут. Термоядерная ракета из пусковой шахты биотеха – лучшее средство против забывчивости. А то забыли они, видите ли, чем охотник от всех отличается! Вопросики задают…
Я так распалил себя этими мыслями, что кровь застучала в висках. И без того было жарко от химической мази, а тут вообще чуть пар из ушей не пошел.
– Готово, – сказал Долговязый, окончательно обезвредив мину. – Пойдем к Молчунье, а то она точно весь заряд аккумуляторов изведет.
Я молча поплелся за ним, продолжая ожесточенно обдумывать свой план. Хотя что его обдумывать? Раньше, чем Долговязый добудет аккумуляторы, я «Валерку» захватить не смогу. А без него нереально добраться до Поганки. Однако мысль засела в голове так прочно, что я не мог успокоиться. Все время вертелся в голове вопрос: «Чем охотник отличается от обычных людей?» Чем… Да всего лишь тем, что мы забираемся в самый ад, как тот наемник из сказки. Так же как он, мы можем набить полные карманы золотом из сундуков – в прямом смысле слова. И так же как он, мы можем взять одну маленькую штучку под названием программатор и задать траектории стольким торпедам, сколько личинок сумеем добыть. А личинок этих в охранных зонах… Понятно, откуда их брал Жаб! Странно, что я сам до этого не додумался. Хотя, если бы не странные сны, наведенные нейрочипом, откуда бы мне взять необходимую информацию? Все-таки Жаб как был моим командиром, так им и остался. Сейчас мне было стыдно за то, что я в него стрелял.
У человека могут быть непонятные другим людям мотивы, теперь я знал это совершенно точно. И какие мотивы были у Жаба, когда он торпедировал корабли или брал Рипли в заложницы, знал только он. Со стороны да, все это походило на сумасшествие. Но может быть, обладай мы той же самой информацией, какой обладал Жаб, сами поступили бы так же? Что, если все случившееся с нами год назад было детально продуманным планом, не допускавшим ни малейшей случайности? Жаб это мог. Он мог десятилетиями выжидать удобный момент, а затем действовать быстро и точно. Многим ли дано такое терпение? Такое предвидение? Такое умение управлять людьми?
Сначала у меня возникла лишь тень подозрения, но, когда я вспомнил истории всех, с кем соприкасался Жаб, стало ясно – случайностей не было. Ни одной. Даже то, что год назад Чистюля мне неровно выбрил голову, было частью глобального плана нашего взводного. Все до малейших тонкостей им было просчитано – вот что я понял. Он умел подкупать деньгами и лестью, воздействовать личным примером и манипулировать застарелыми комплексами. Не человек – дьявол. Он умудрился нейрочип мне в голову вставить, когда все его считали погибшим. Куда уж дальше!
Кстати, почему именно мне? Ну, самый простой ответ – потому что у меня была баротравма и мне делали трепанацию черепа. Но если глянуть глубже, то не прослеживалась ли рука Жаба в том, что именно у меня была баротравма?
От этой мысли меня не просто страх, а дикий ужас охватил. Я такого в жизни еще не испытывал, даже когда сопливым салагой столкнулся с «Барракудой» во время учебного погружения. Чуть ноги не подкосились, честное слово. Но все же теперь я не был так зол на Жаба, как раньше. И было на то две причины. Одна моя личная – я сам был готов начать действовать еще жестче, чем он, и имел на это полное моральное право. Поэтому мог допустить, что и у него было такое право. Вторая причина сторонняя, и заключалась она в уверенности, что Молчунья не могла полюбить конченого маньяка. Что-то она знала о нем, чего не знал больше никто. Скорее всего именно так. Она ведь совсем не дура – поумнее многих, с кем я знаком. Еще у меня мелькнула мысль, что если бы мы встретились с Жабом, он бы мне точно помог.
«А он мне и помогает! – вспомнил я про нейрочип в голове. – Пусть во сне, но он рассказал мне о многих ловушках, и теперь легче будет их обойти».
– Ну что? – спросил Долговязый Молчунью. – Не получается запустить?
