Я увидел, как Молчунья помотала головой под хитиновым шлемом. Она была великолепным пилотом, но и для нее такой маневр показался из ряда вон выходящим. Я и сам понимал чрезмерность риска, но другого выхода не было. Потому-то никому и не удавалось пройти охранную зону, что все пытались отстреливаться от торпед и обходить мины. Но здесь такая стандартная тактика не годилась, слишком уж плотно всего понатыкано.
В качестве отвлекающего маневра я еще раз саданул очередью по настигающим нас торпедам, а затем развернул орудие стволами вперед и резанул гарпунами по правому минному полю. Реакция последовала незамедлительная – позади рванула пробитая насквозь торпеда, заставив остальных резко сбросить ход, а впереди шарахнули две «Лауры», крепко качнув батиплан.
Воспользовавшись этим, Молчунья заложила ручку управления влево и на полной скорости прошила навылет край минного поля. Торпеды ринулись за нами, но тут позади «Манты» начали запоздало рваться мины, насмерть глуша «двадцатки» тоннами разогнанной воды. За кормой заполыхало, как во время праздничного фейерверка, – сдетанировало все минное поле. Нас догнала мощная ударная волна, завертела, и мы кубарем врубились в базальтовое дно, отрикошетив от него и снова грохнувшись на брюхо. На некоторое время видимость сделалась нулевой от поднятого ила, а мы продолжали шлепать по дну, как брошенный по воде голыш. Не будь батиплан заполнен водой, нас бы поубивало о переборки такими удара ми. Атак неприятно было, но не смертельно. Через секунду погас свет в кабине и потухла часть индикаторов на панели. Сонар продолжал работать, но ничего хорошего я на нем не увидел – с трех сторон нас атаковали три хищные торпеды класса «Барракуда». Приспособлены они были в основном для поражения боевых пловцов, но и батиплану могли нанести серьезный урон, если взорвутся в непосредственной близости.
Сразу три цели – неудобно для пушки. Тем более когда заходят с разных сторон – только гарпуны понапрасну тратить.
«Ход у нас есть?» – спросил я Молчунью.
«Пока я за штурвалом, будет», – ответила напарница, поднимая «Манту» со дна.
Я сдублировал координаты торпед на ходовой планшет, чтобы ей легче было ориентироваться в обстановке.
«Давай на них сближающимся курсом! – показал я. – Буду бить ракетами из-под днища».
Она лихо развернула машину на месте, словно это пыл легкий гравилет, а не заполненный водой батиплан, и у меня в рамке ракетного прицела высветились три знакомых пиявкообразных силуэта. С «Барракудами» у меня были особые отношения, так что я бы их давил, сколько видел. В общем, меня порадовала возможность их покрошить. Трижды пнув спусковую педаль, я выпустил две ракеты по координатам, а одну взял под свое управление, чтобы лично нанести удар.
Через секунду две вспышки малиновыми шарами расцвели в темноте – две ракеты точно поразили цель. Я же с управлением с непривычки не справился и прогнал ракету метрах в пятидесяти над целью.
«Мазила», – прокомментировала Молчунья.
На самом деле не время было сводить личные счеты, так что я настроил еще одну ракету на координаты цели и пустил ее в темноту. По глазам ударило близким взрывом, а сонар показал точное поражение цели. Однако в этот раз ударная волна приложила нас как следует, с размаху шарахнув о дно. Слишком близко подошла «Барракуда», слишком поздно я снял ее с траектории.
«Левый водомет поврежден, – сообщила Молчунья. – Теперь больше сорока узлов нам не выжать».
Это было серьезной проблемой, а до Поганки оставалась еще значительная дистанция. Я глянул на сонар и усмехнулся: наконец-то в бой вступили «тридцатки», а то я заждался. Эти тяжелые, туповатые, с ними можно и на неисправном водомете потягаться. Взрываются, правда, сильно, так что близко их подпускать нельзя.
«Вперед», – показал я специальный жест.
Молчунья дала полный ход, но на этот раз старт получился не столь активным, как раньше. Я переключил управление на пушку, принялся выцеливать торпеды и бить по ним короткими очередями. Однако их проворство меня удивило – ни один из гарпунов не поразил цель. «Тридцатки» легко уворачивались от сверкающих стрел в последний момент, даже не сильно отклоняясь от курса. При этом они не очень быстро, но уверенно нас догоняли.
«Это самый полный ход?» – спросил я.
«Да, – ответила Молчунья. – И турбины работают с перегревом».
Это сулило проблемы, если не сбросить стаю с хвоста прямо сейчас. Пришлось вспоминать особые стрелковые навыки, которыми делились более опытные охотники. Первую торпеду я снял «пятерочкой», которой меня научила Рипли, пустив пять гарпунов тик, словно целил в лучи пятиконечной звезды, в центре которой прицел показал торпеду. Фокус удался – «тридцатка» попробовала шарахнуться от первых гарпунов и как раз точнехонько налетела на следующие, раскромсавшие ее в клочья. Однако с остальными фокус не прошел, видимо, Поганка успели научить их верным ответным действиям. Умная тварь.
Честно говоря, я растерялся. Никакие приемы, которыми я овладел в учебке и на охоте, не годились для данного случая. Оставалось только одно: выцеливать и долбить. Быстро и плавно, как учил Долговязый. Но на словах это было легче, чем на деле. «Тридцатки,) уворачивались, а гарпуны веером били в базальтовое дно, еще долго кувыркаясь в свете прожекторов.
«Что-то ты не в форме сегодня», – сказала Молчунья.
Попробовала бы сама! Я и так изо всех сил старался.
«Двигалась бы побыстрее».
«Не я сломала турбину».
В этом она была права, но сейчас было не до разборок и не до покаяний, так что я не стал отвечать. Быстрые веретенообразные цели на экране сонара приближались. Я психанул и начал молотить по ним без прицела, используя скорострельность пушки. Это помогло – две торпеды нарвались на гарпуны и рванули, убив ударной волной еще одну. Остальные метнулись в сторону и снова вышли на курс.
И тут я вспомнил, что у меня тоже есть торпеды. Быстро переключив управление, я пнул пусковую педаль, и «Манта» ощутимо дернулась, выпуская из-под брюха увесистый снаряд. Разгоняясь, он развернулся по широкой дуге и ринулся в центр стаи, оставляя за собой след из крошечных пузырьков. «Тридцатки» бросились в разные стороны, но это их не спасло – разорвавшийся глубинный снаряд всех до единой убил стальными шариками, заготовленными в качестве осколочных элементов.
«Есть», – показал я Молчунье, но в этот момент нас накрыло по-настоящему.
Это было похоже на удар в невидимую стену на полной скорости – меня вышвырнуло из кресла, бросило на Молчунью, и в тот же миг перед нами вдребезги разлетелась акриловая полусфера. «Манта» жутко заскрежетала переломанными валами турбин и пошла ко дну, похожая на падающий с дерева осенний лист. Переднюю панель, за которой сидела глухонемая, сорвало напором воды и швырнуло в нас, сгребая до самой кормы. Я принял на себя основной удар, налетев спиной на гашетки, но перепуганный скафандр успел судорожно захлопнуть хитиновые крышки, спасая жабры от повреждения.
