Пули ударили в землю чуть ли не у самой его головы, заставив присесть в яму.
– Не знаю, сейчас вспомню что-нибудь цоевское, подходящее, – призадумался Фролов.
Он высунулся и выстрелил с двух рук, как в кино. В горячке промазал. Стал целиться аккуратнее.
– Во! Вспомнил! Как раз про наш с тобой главный полдень.
Он послал точную пулю в бородатую морду чеченца, и боевики залегли, удивленные такими потерями.
Фролов продолжал постреливать, но теперь между выстрелами слышались хрипло пропетые слова из песни Виктора Цоя:
Это наш день, мы узнали его
По расположению звезд,
Знаки огня и воды, взгляды богов.
И вот мы делаем шаг
На недостроенный мост,
Мы поверили звездам,
И каждый кричит: «Я готов!»
Андрей бросил гранату в тот момент, когда пятеро оставшихся боевиков снова рванулись в атаку – шарахнуло так, что трое рухнули, словно боксеры в нокауте, а двое залегли и ползком стали отступать к воронкам. Саша выстрелил еще дважды, но промахнулся – из пистолета стрелять непривычно, особенно по лежачим.
– Не трать патроны! – посоветовал Андрей.
В яму спрятались как раз вовремя – укрепрайон ответил артиллерийским огнем, но теперь били не так плотно, зато гораздо прицельнее, знали уже, где сидят снайпер с корректировщиком. Снаряды рвались совсем рядом, вздымая бурые фонтаны земли, некоторые попадали в камень, рикошетили и уже в воздухе разрывались огненно-дымными шарами. От таких осколки летели вертикально сверху, грозя попасть в ничем не прикрытые спины на дне ямы. Пока везло, но малюсенький кусочек металла зло вжикнул, пробив Фролову левую часть шлема и распоров мочку уха. Кровь потекла по шее жирным густым ручейком.
– Все, вот теперь нам конец… – вжался он в земляное дно. – Разворотят камень и зароют нас тут заживо.
От камня действительно отлетали крупные куски, весь он почернел и пошел трещинами – долго не продержится.
– Ты весь в крови! – озабоченно сощурился корректировщик. – Надо на ухо тампон наложить!
– Нашел о чем думать… – отмахнулся Саша.
– Тогда давай я тебе лучше на шею жгут наложу, всегда помогает.
– Иди ты…
– Баритон, Баритон, я Эхо! – вышел на связь Андрей. – Ответьте, Баритон! Неужели вы не видите, что Каравьюрт в безопасности? Не будут чечены по нему стрелять, понимаете? Они по нам стреляют, а туда ни один снаряд не летит! Вам что, мало доказательств? Давно бы уже обстреляли, если бы смогли!
Тишина… Зыбкая эфирная тишина, пронизанная разноязыким многоголосьем и трелями далеких морзянок.
– Баритон…
– На связи Баритон! – неожиданно отозвались наушники совершенно незнакомым стариковским голосом. – Молодцы, ребята, сейчас поддержим огнем!
На такой поворот дела ребята уже и надежду утратили, а тут кто-то вместо майора выходит на связь и…
– Что?! – не веря ушам, воскликнул Саша.
Но российская артиллерия уже начала работу.
И какая была работа! Сказка!
Снаряды протяжно зашелестели по воздуху, сначала три-четыре, потом сразу больше десятка – слились в один сплошной свист, а укрепрайон уже полыхал яркими сполохами взрывов. Через миг долетел грохот разрывов – гулкий, победный, свирепо крушащий бетон пятисотой марки. Со снайперской позиции не был слышен надрывный вой осколков, но по плотности огня Фролов прекрасно понимал, насколько воздух пропитан визжащим металлом.
Чеченцы тоже ответили, несколько разрывов белыми вихрями поднялись на высоте Косая, где стояла наша батарея, и три сполоха мелькнули возле полевой батареи Ардынского. Моджахеды даже не побоялись, видимо ради приличия, пустить два снаряда по окраине Каравьюрта, но хоть у многих генералов от этих двух взрывов екнуло сердце, все ограничилось только окраиной – сгорел сухой тополь и выбило стекла в паре домов.
– Ура-а-а! – неожиданно и хрипло выкрикнул Андрей. – Есть! Успели, успели! Поживем еще, братишка! Эх, поживем! Как-нибудь летом, в отпуске, соберем ребят, кого найдем, и сыграем в ваш «полдень», а?
– Ну тебя… – усмехнулся Саша. – Дети, что ли, малые… Не навоевался? Да и водокачки той давно уже нет, снесли и стену, и вышку. Там теперь дом стоит.
– Ну и ладно! – отмахнулся корректировщик. – Нету, и что с того? Самое главное, что он в нас теперь живет, этот полдень, а? Как думаешь? Наверное, и Колька Малков чувствовал то же самое, когда вытягивал девушку из пожара… О! Погоди!
Он ловко вылез из ямы и, сильно пригнувшись, рванулся к убитым возле воронок моджахедам. Выглядел он почти нереально – тонкая высокая фигура, затянутая в черную как ночь форму, уверенно двигалась на фоне сумасшедшего буйства снарядных разрывов в укрепрайоне. Яркие вспышки, белые фонтаны взрывов… И он, словно бог справедливой войны, победный, заметный на фоне бурой травы.
Андрей подхватил один из валявшихся автоматов, сорвал с пояса убитого штык-нож и, примкнув, лихо воткнул оружие в землю прикладом кверху. Потом развернул медпакет, вытянул кусок бинта и, вымочив в крови врага, привязал заалевшую марлю к спусковой скобе торчащего из земли автомата.
– Вот вам наш главный полдень! – прокричал он в сторону рушащихся укреплений. – Глядите, гады!
– Ума у тебя нет… – фыркнул Фролов, когда друг снова спрыгнул в яму. – Взяли бы и подстрелили дурака. В самом конце. Вот было бы весело…
– Да ладно тебе бурчать! – Глаза Андрея так и сияли счастьем. – Зато я сыграл! Все-таки сыграл в ваш «полдень», а?
– Вообще-то твоя тряпица смотрится здорово… – смягчился снайпер. – Пусть все поглядят, прежде чем когда-нибудь снова задумают набеги на Русь. Добьют их теперь в этих горах, как есть добьют. Больше до самой Грузии никаких укреплений не осталось.
– И америкосы пусть поглядят… – довольно, как кот, сощурился Андрей. – Так, на всякий случай. Чтоб не было в голове дурных мыслей.
– Ага…
Собрались закурить, но наушники шлемов дрогнули волевым старческим голосом:
– Эхо, я Баритон. На связь!
– На связи Эхо! – недоуменно подняв брови, ответил Фролов.
– Видим ваш флажок. Все поздравляют, спасибо и от меня лично, ребята! Возвращайтесь, вас тут все ждут. Конец связи.
Саша хотел почесать шевелюру, но пальцы только глухо стукнули в шлем.
– Черт… Слушай, кто это, а? Что за фокусы в эфире?
– Голос знакомый… – уклончиво ответил Андрей, – Но почему он нашим рабочим позывным вышел, против всех и всяческих правил?
– Знакомый голос? – Саша выглядел в высшей степени заинтригованным.
– Ну… Помнишь митинг перед выборами? Он в мегафон как раз говорил, очень похоже.
