Таким образом, в 1451 году Аччайуоли отправился во Францию, где его красноречие произвело должное воздействие на Карла VII, пообещавшего в течение двух ближайших лет признавать новый Милано-Флорентийский союз. Порвав торговые связи с Венецией, Флоренция уже и без того повернулась в сторону Франции, а гарантии Карла VII означали, что объем торговли будет увеличиваться и впредь. Но Аччайуоли вынужден был сделать одну небольшую уступку: в случае, если Франция предъявит претензии королевству Неаполитанскому, Флоренция и Милан будут сохранять нейтралитет. Из этого следовало, что Рене Анжуйский, претендовавший на неаполитанский престол, может без помех продвинуться на юг через Тоскану.
Перспектива военного присутствия Франции в Италии была Козимо не по душе, но ему выпала неожиданная возможность воспрепятствовать этому замыслу. В 1452 году Фридрих III, возвращаясь из Рима, где папа формально надел на него корону императора Священной Римской империи, проезжал через Флоренцию. Козимо распорядился принять императора и его свиту, состоявшую из полутора тысяч австрийских князей, за счет города. Быстро истощившуюся городскую казну пополнил банк Медичи. Расходы были понесены огромные, но ими на годы вперед было оплачено доброе отношение императора. Правда, на жителей Флоренции эта победа особого впечатления не произвела, в городе поднялся ропот против Медичи. Флоренция уже изрядно потратилась на поддержку Сфорцы, его состоящая из наемников армия уже не воюет, однако же платить надо по-прежнему, а теперь еще жителям Флоренции приходится оплачивать попойки и распутство сотен австрийских вельмож. Чего еще потребует от них Медичи?
А тут еще новое несчастье свалилось: разгневанный тем, что Козимо признал французские претензии на его престол, король неаполитанский Альфонс V направил во Флоренцию военные отряды под командой своего незаконнорожденного сына Ферранте. Вскоре стало известно, что Ферранте пересек южные границы республики и быстро продвигается в сторону деревни Ренчине. В городе начались волнения: во всем Козимо виноват. Тот был потрясен происходящим, но виду не подавал. Как-то раз в его домашний кабинет ворвался в полной панике некий купец и завопил с порога: «Ренчине пала!» Сидевший за столом Козимо спокойно поднял голову и невозмутимо осведомился: «Ренчине? А где это?» Мол, не надо волноваться по пустякам.
Именно это Козимо и твердил согражданам, но вскоре не выдержал сам. Перед палаццо Медичи собралась охваченная паникой толпа. Люди требовали объяснений: чего им ждать? Козимо медленно поднялся наверх, в спальню. Он вдруг почувствовал всю тяжесть своих шестидесяти четырех лет. Согласно другим сведениям, он только прикинулся больным, некоторые утверждают, что действительно был болен, и имя болезни — тревога. Скорее всего с Козимо случился небольшой нервный срыв. Главный бухгалтер-контролер не мог примириться с перспективой утраты контроля; на сей раз перед ним маячила угроза потерять все, и он не знал, как ей противостоять.
В это время во Флоренции стало известно, что Рене Анжуйский во главе своей мощной армии пересек границу и направляется на юг, в сторону Неаполя. Так Флоренция была чудом спасена. Козимо удалился в свою виллу в горах Кафаджоло, где постепенно обрел былую форму. Но тут возникла новая угроза. В 1453 году истек срок действия договоренности с Карлом VII, а это означало, что Венеция может ударить в любой момент. И опять Флоренции сопутствовала удача. В Европе стало известно, что на Венецию обрушился сокрушительный удар: Константинополь пал под напором турок из Оттоманской империи. Для венецианской торговли это была катастрофа, ее собственность в Греции и на Адриатике оказалась в распоряжении турок. А вскоре стало понятно, что беда настигла не только Венецию: турки стали угрозой для всей Италии. В 1454 году Венеция вместе с Флоренцией, Миланом и Папской областью образовали Священную Лигу, направленную против неверных. Вскоре в нее вступил Неаполь, и в Италии на время воцарился мир.
Козимо де Медичи был убежден: «Торговля объединяет человечество и возвышает тех, кто бросается в ее воды». В этом состояло решающее различие между ним и его соперниками в Италии и всей Европе. Короли, герцоги, князья, императоры, папы, как водится, думали о том, как укрепить свою власть и расширить территории. За вычетом Венеции (тоже, следует отметить, республики), никто не отдавал приоритета торговле, это, мол, дело негоциантов и банкиров. Козимо не вмешивался в мелкие и ненужные конфликты, в этом смысле он являл собой пример современного властителя. А вот деньги его интересовали по-настоящему, в них он видел фундамент своей силы, тем более что, хотя бы отчасти, такую позицию разделяли и граждане Флоренции. В то же время его стремление к процветанию, как личному, так и государственному, — было сопряжено с тем же риском, с каким сталкивается любой король в своих завоевательных походах. На международной сцене Козимо проявил себя как проницательный политик, поддержав Сфорцу — на такой же риск в свое время пошел его отец, подставив плечо Бальдассаре Косее. Но Бальдассаре стал папой и поручил Медичи вести свои финансовые дела — доходное дело; Сфорца же сделался всего лишь герцогом Миланским — положение критически важное для мирных усилий Козимо, но чрезвычайно обременительное в финансовом смысле: Милан требовал все новых и новых вливаний. Главным источником доходов банка Медичи оставалась папская курия, так что связи с Римом были столь же существенны, сколь и связи с Миланом.
И тут Козимо вновь вынужден был сильно рисковать. За много лет до того, как воцариться в Милане, Сфорца начал строить на землях Романьи свое персональное государство, состоящее из нескольких псевдонезависимых городков — официально-то они входили в Папскую область. Стало быть, другом папе Евгению IV Сфорца никак не был, и, узнав об альянсе Козимо со Сфорцей, переросшем затем в дружбу, папа отнюдь не обрадовался. Все это привело к тому, что в последние годы его понтификата банк Медичи потерял самого крупного и влиятельного из своих клиентов — курию. Правда, это касалось только филиала при папском дворе, а ведь оставалось еще одно римское отделение, где лежали личные депозиты папы, а также нескольких кардиналов.
Козимо предвидел такое развитие событий и, как всегда, заранее принял необходимые меры. Понимая, что стареющий Евгений IV долго не протянет, он давно уже, никак того не афишируя, начал налаживать дружеские связи с его наиболее вероятным преемником Томмазо Парентучелли.
Парентучелли был сыном бедного врача из далекой северной Тосканы, который еще молодым человеком вынужден был из-за недостатка средств оставить, не доучившись, Болонский университет. Где-то в 1420 году он появился во Флоренции, где Ринальдо дельи Альбицци и Палла Строцци взяли его домашним учителем своих детей. Тогда же он приобщился к гуманистическому учению и вошел в круг Козимо. Следом за ним Парентучелли вскоре пристрастился к чтению и сыграл важную роль в формировании библиотеки Козимо, которая была открыта для всех и даже выдавала редкие рукописи бедным ученым вроде Парентучелли. Со своей стороны, он жадно проглатывал любую книгу или манускрипт, попавшие ему в руки, так что уже через несколько лет о нем говорили, что «если ему что-то неизвестно, то это лежит за пределами человеческого знания». Через какое-то время его заметил папа Евгений IV, назначив епископом Болоньи, и Козимо начал представлять ему крупные суммы на приобретение для церкви редких рукописей. Они вновь встретились на Вселенском соборе 1439 года во Флоренции. Обширные познания Парентучелли произвели там настолько глубокое впечатление на представителей Византии, что именно ему прежде всего удалось убедить армян, эфиопов и яковитов объединиться с Константинополем для достижения целей, ради которых они все здесь и собрались.
