В сентябре 1494 года армия Карла VIII пересекла Альпы и вторглась в Италию. По современным оценкам численность ее колебалась между тридцатью и шестьюдесятью тысячами солдат. Возможно, солдат было действительно тридцать тысяч, а остальные — грумы, придворные, оркестранты, фокусники, повара, маркитантки и так далее. В таком случае воинство Карла почти вдвое превышало самые большие силы, вторгавшиеся в Италию через Альпы до того, — это был 218 год до нашей эры, и это была армия Ганнибала, насчитывавшая не более двадцати шести тысяч человек (по старым подсчетам, и тот факт, что они более надежны, чем последующие, весьма показателен при сравнении уровня статистики в эпоху Древнего Рима и Франции XV века, все еще пребывавшей в позднем Средневековье).
Мощная армия Карла состояла из закаленных бойцов, участвовавших во множестве кровавых сражений на севере Европы, которые сильно отличались от того, что сходило за таковые в Италии, — тактических «маневров» городских ополчений и наемников. В авангарде у французов шла вымуштрованная швейцарская гвардия, известная своей способностью остановить и отбить любую кавалерийскую атаку, в то время как для итальянцев такая атака обычно служила сигналом окончания сражения — спасайся кто может. К тому же французская армия была превосходно вооружена, располагая, в частности, полевыми орудиями, стрелявшими железными, а не каменными ядрами; такая артиллерия способна как рассеять вражескую пехоту, так и нанести ущерб городским стенам.
Лодовико Сфорца приветствовал Карла в Милане, откуда тот проследовал в Павию, где был принят законным правителем Милана Джан Галеаццо и его женой Изабеллой, всячески отговаривавшей его от военных действий против ее отца Альфонса II, короля Неаполитанского. Но огромная французская армия продолжала неотвратимо продвигаться на юг. Визит Карла VIII к Галеаццо явно не понравился Лодовико Сфорце; не прошло и нескольких дней, как разнеслись слухи о том, что Галеаццо умер от яда, а его жену и четверых детей объявивший себя законным правителем — герцогом Милана Лодовико бросил в тюрьму. Тогда же Альфонсо II поспешно выступил навстречу противнику. Две армии столкнулись на побережье у Рапалло, примерно в двухстах пятидесяти милях к северу от неаполитанской границы, и закончилось сражение полным разгромом итальянцев. С остатками армии Альфонсо II бежал назад, в Неаполь. Французская армия продолжала движение вдоль побережья. Понтифик сообщил, что ей обеспечен свободный проход через Папскую область, Венеция объявила о своем нейтралитете. На пути французов оставалась только Флоренция. На границе Тосканы Карл VIII остановился и направил Пьеро де Медичи послание с требованием пропустить его армию к Неаполю.
Ситуация сложилась в высшей степени деликатная. Пьеро обещал Альфонсу II поддержку, предполагая при этом, что его примеру последуют другие итальянские государства. Но выяснилось, что он остался один. Следует ли взять слово назад и, по примеру Венеции, заявить о своем нейтралитете? Прошло пять дней, ответа из Флоренции все не было, и потерявший терпение Карл VIII отдал своей армии приказ войти в Тоскану. Пограничный замок в Фивиццано был взят штурмом, гарнизон принужден к капитуляции. Того же Карл потребовал и от Флоренции.
По городу поползли самые противоречивые слухи. Говорили, что Джованни и Лоренцо ди Пьерфранческо де Медичи бежали из Кафаджоло и прибыли в штаб-квартиру Карла VIII, где заверили короля Франции, что Пьеро де Медичи выступает от имени далеко не всех флорентийцев, большинство из которых как раз готово уступить. Это, между прочим, свидетельствует о том, что обвинение, приведшее к их аресту, было не просто сфабриковано, хотя сейчас это уже не имело практического значения. Скоро стало ясно, что Джованни и Лоренцо сказали Карлу чистую правду: во Флоренции у них было много сторонников, готовых сдать город французам. Видные граждане лихорадочно искали козла отпущения, виновного в свалившихся на них бедах, и скоро нашли его в лице Пьеро. Тем временем Савонарола продолжал громыхать с амвона. Являвшийся ему в видениях огненный крест, раскачивающийся над Флоренцией, трансформировался в огненный меч, угрожающий гибелью и проклятием всем, кто не покается.
Пьеро наконец-то решился действовать. Для защиты Флоренции и ее тосканских территорий он призвал наемников и отправил их на север, в помощь гарнизонам оставшихся приграничных замков. Но скоро стало видно, сколь быстро тает число его сторонников в городе, которое и без того-то было невелико, — даже внутри семьи многие откровенно говорили о капитуляции. И вот тут-то Пьеро принял главное в своей жизни решение. По примеру отца, чья мужественная поездка в одиночку в Неаполь спасла Флоренцию пятнадцать лет назад, Пьеро тоже в одиночку отправился на встречу к Карлу VIII, задержавшись только для того, чтобы написать объяснительное послание членам синьории.
Но Пьеро — не Лоренцо Великолепный, ни по характеру, ни по удачливости. А Карл VIII — не впечатлительный Ферранте, которого было так легко потрясти актами героизма. Даже тогда поездка Пьеро рассматривалась, по преимуществу как жест отчаяния, а не мужества. Прибыв в штаб-квартиру Карла в Сарцанелло, он не нашел приема, какой обычно оказывают героям; напротив, его встретило плохо скрываемое презрение. Карл сразу же потребовал права занять портовые города Пизу и Ливорно и оставаться столько, сколько потребуется для окончания «предприятия». Ну а Пьеро, в отличие от отца, который умел показать себя даже в безнадежной ситуации, вел себя как побежденный: к тайному изумлению и удовлетворению Карла, он согласился на все его требования. Как и Лоренцо, Пьеро хотел спасти город, но у него не было способности рассмотреть ситуацию в более широкой перспективе. Карл отчаянно нуждался в обеспечении тылов, что позволило бы ему избежать возможного окружения, а затем спокойно отвести назад войска во Францию. И хотя сил у Пьеро было значительно меньше, поторговаться он мог, козыри у него были, и покажи он характер, вполне сумел бы завоевать уважение короля французов. Они, не исключено, могли бы даже достичь согласия, выгодного для обоих. Но этого не произошло, и поведение Пьеро дорого ему обошлось.
8 ноября 1494 года, после двухнедельного отсутствия, Пьеро вернулся во Флоренцию. Появившись в Палаццо делла Синьория для отчета о результатах своей миссии, он был потрясен встречей: перед ним буквально захлопнули двери. Синьория нашла наконец того, на кого можно возложить вину за собственное бездействие и беспомощность. Переговоры, проведенные Пьеро, были сочтены актом измены, а сам он объявлен предателем. Оснований для таких обвинений было немного, тем более что исходили они от людей, готовых капитулировать, даже не попытавшись поискать иного выхода; но Флоренция была охвачена паникой и истерией, нужен был козел отпущения, и на эту роль назначили Пьеро.
Покуда Пьеро и его вооруженные спутники оставались на площади перед дворцом, не зная, что предпринять, синьория велела звонить в колокола. Глухие звуки, зародившись на колокольной башне, поплыли по городу, сзывая жителей на площадь; но события уже разворачивались своим чередом. Стекавшиеся на площадь люди глумились над Пьеро и его людьми, швыряли в них камнями и отбросами; вскоре они уехали, ища укрытия под сводами палаццо Медичи. Издали, со стороны площади, доносился рев толпы. Синьория вынесла свой вердикт: Пьеро де Медичи и его брат Джованни объявляются предателями отечества.
