Завершив свой шедевр, Микеланджело с печалью ощутил себя в том же положении, что и Давид, оказавшийся лицом к лицу с Голиафом. В 1504 году городские власти заказали ему большую батальную фреску для Палаццо делла Синьория — Микеланджело предстояло расписать стену, непосредственно примыкающую к той, что некогда расписал его главный враг Леонардо да Винчи. Обе росписи были призваны запечатлеть военные триумфы Флоренции, дабы стереть саму память о недавних несчастьях, хотя граждане города быстро сообразили, что дело не только в этом. Им открылась картина решающей схватки между пятидесятидвухлетним маэстро и юным, почти вдвое моложе его, только набирающим силу гением. Так кто же выйдет победителем в этом сражении между двумя величайшими флорентийскими художниками? Победа, как и поражение, останутся на века — свидетелями того и другого будут все новые и новые поколения.
Многим казалось, что соревновательный элемент принижает великое искусство, но это не так. В данном случае Флоренция просто следовала примеру Древней Греции, где в эллинских конкурсах участвовали величайшие поэты своего времени — Эсхил, Софокл, Еврипид. Флорентийскому же конкурсу предстояло оказать глубокое воздействие на Микеланджело. Хоть в будущем он и не уставал повторять в разговорах с Кондиви, что является самоучкой, влияние Леонардо весьма заметно в его работах раннего периода. Подобно любому участнику соревнования, жаждущему победы, Микеланджело внимательно присматривался к своему сопернику и учился у него тонкости поэтической экспрессии, которой не хватает «Давиду». К сожалению, само состязание, в общем, не состоялось: оба художника оставили лишь этюды будущей картины. Быть может, Леонардо пошел дальше и набросал на стене общий вид сцены, но, весьма характерным для себя образом, так и не довел работу до конца; что же касается Микеланджело, то до отъезда в Рим он успел нанести лишь несколько штрихов задуманной работы.
В 1503 году в возрасте семидесяти двух лет умер папа Александр VI. При всей своей откровенно беспутной жизни, физическую крепость он сохранял до конца, так что многие даже высказывали подозрение, будто его отравили. Сын Александра Чезаре Борджиа делал все от него зависящее, чтобы папский престол не занял его злейший враг Франческо Пикколомини, даже Ватикан захватил, но и это не помогло: под именем Пия III тот стал очередным главой католической церкви. Однако через месяц нового папы не стало. Физически он был слаб, все ждали, что он долго не протянет, тем не менее скоротечность его понтификата дала новую пищу для спекуляций о яде. Пия III сменил Юлий II, куда более энергичный соперник Борджиа, явно уделявший большое внимание своей диете. Микеланджело был ему известен, особенно сильное впечатление на нового папу произвела «Пьета», и он не замедлил пригласить художника в Рим для работы над исключительно крупным проектом — планом мавзолея, включающим в себя не менее сорока больших скульптурных изображений.
19. НОВЫЙ ДОМ МЕДИЧИ
Рим, в который в 1505 году вернулся Микеланджело, уже перехватил у Флоренции пальму первенства в утверждении идеалов Ренессанса. Это был существенный сдвиг, и его лишь частично можно объяснить упадком, который переживала Флоренция все эти тринадцать лет, что прошли после смерти Лоренцо де Медичи.
Всего столетие назад Рим был едва ли не средневековым городком с запущенными улочками, вьющимися между древними руинами, которые ничего не говорили современным жителям. Скажем, они вполне искренне считали, что величественные останки акведука Клавдия с его стофутовыми сводами, простирающегося больше чем на сорок миль к югу от Рима, использовались когда-то лишь для доставки растительного масла из Неаполя. Зимними ночами с холмов сбегались волки, воя посреди покосившихся, погруженных во тьму хижин, а старинные аристократические семьи и кардиналы запирались в своих домах, ведя образ жизни, который за их пределами понять было трудно. Правда, за этими запертыми дверями хватало богатств, чтобы привлечь внимание процветающего племени банкиров. Именно здесь Джованни де Биччи и Козимо де Медичи проходили свои коммерческие университеты в самом начале XV века.
Хотя формально Рим оставался под папской юрисдикцией, сами понтифики (иногда их было несколько) в XIV веке предпочитали жить в Авиньоне или где-нибудь еще. Как мы видели, ситуация оставалась неопределенной до собора в Констанце (1414—1418), и лишь в 1420 году новый, всеми признанный папа Мартин V переехал из Флоренции в Рим, где отныне будет находиться официальная папская резиденция. Мартин V поселился на берегу Тибра, в замке Сан-Анджело, представлявшем собой изначально мавзолей императора Адриана (построен в 135 году до новой эры). Наследующие Мартину V понтифики принялись шаг за шагом наводить порядок среди совершенно распустившегося населения, и поговаривали, что со временем на зубчатых стенах Сан-Анджело начало болтаться столько повешенных преступников, что исходящая от разлагающихся трупов вонь не позволяла пользоваться мостом через Тибр. Многие из наиболее влиятельных кардиналов, переехавших вслед за папой в Рим, начали возводить себе дворцы, чем дальше, тем пышнее, нередко используя для строительства глыбы, варварски извлеченные из древних развалин. Семь холмов, на которых стоял древний город, давно покрылись виноградниками и садами, а на месте Форума все еще щипали траву коровы и козы; по традиции, сохранившейся с античных времен, промышленности в Риме не было. Благополучие города зависело теперь от пилигримов и туристов; на место разбойников и головорезов прежних времен пришли монахи в рубище и торговцы поддельной стариной, расставлявшие свои прилавки вдоль тех улиц, что пошире, — последние, в свою очередь, вытесняли лабиринты средневековых кварталов. Правда, все эти перемены в городском пейзаже происходили постепенно: в пору, когда в Риме жил — а было это в пятидесятые годы XV века — современник Козимо де Медичи поэт и философ Леон Альберти, он насчитал в городе более тысячи разрушенных церквей.
Победу Рима над Флоренцией в борьбе за право считаться центром итальянской культуры обычно связывают с завершением в 1498 году строительства великолепного, в ренессансном стиле, дворца (Cancelleria) кардинала Раффаэля Риарио, на которое хватило ночной — всего-навсего — выручки от игорного бизнеса. Население восставшего из пепла города, где изгнанник Пьеро де Медичи провел свои последние несчастные годы, за минувшее столетие удвоилось, достигнув пятидесяти тысяч — столько же жило и во Флоренции. Но за внешним блеском скрывалась, как всегда, повседневность. В многочисленных борделях, каждый из которых должен был платить налоги, оседавшие в папских сундуках, трудились семь тысяч проституток. Эти дома и их насельницы обслуживали местное священство и многочисленных визитеров из Европы (в результате чего «французская болезнь» начала достигать тех стран, где раньше была неведома). Ну а местный преступный мир, не уступающий по численности приезжим, всячески освобождал горожан от лишних денег — а то и хуже. Несмотря на борьбу за восстановление общественного порядка в городе, статистика убийств выглядела устрашающе — около ста в неделю; многих убийц ловили, однако только бедняки болтались на стенах Сан-Анджело. Как тонко заметил папа Александр VI, «Господь заинтересован не столько в смерти грешников, сколько в том, чтобы они могли платить за грехи и жить дальше».
