Надо признать, что после Афгана БТР-«восьмидесятку» довели до ума, значительно увеличив угол обстрела не только главного КПВТ, но и для стрелков из бойниц. Так что на трех тысячах метров можно было использовать главный калибр в качестве скорострельной зенитной пушки — с учетом плотности огня КПВТ мог нанести серьезный урон даже тяжелым рейдерам, защищенным силовыми экранами. У бойниц же мы засели на тот случай, если к высотникам прилагался патруль из легких «углов» — маневренных, но хлипких.
То, что нас засекли, стало ясно сразу, как только хмурые тучи озарились фиолетовыми сполохами плазменных капель. Птицы тоже заметили эти вспышки — они резво вспорхнули с деревьев и, собравшись в стаю, плотной тучей ушли на юг. Кажется, им уже приходилось видеть последствия плазменной бомбежки.
— Люки и амбразуры закрыть! — выкрикнул Цуцык, проваливаясь к нам.
Над его головой лязгнула крышка. Макс тоже спешно задраился, и принципе это было единственное, что мы могли сделать. Когда с неба медленно падают комки полыхающей плазмы, лучше сидеть и не высовываться. Правда, это в танке — у танков гусеницы. А у нас колеса, которые сгорят в течение первых мгновений, когда плазма коснется земли.
— Колеса! — заорал я не своим голосом.
До Цуцыка моментально дошло, все же он неплохо справлялся с обязанностями командира.
— Макс, жми на полную! — приказал он.
БТР взревел дизелем и чуть вздыбился, выпуская на волю мощь своих трехсот лошадинных сил, так что плазма еще не успела коснуться верхушек деревьев, когда мы набрали половину крейсерской скорости. Хорошо, хоть гряду миновали, а то бы кишки из нутра выпрыгнули. Я еле успел поставить автомат на предохранитель, а то бы наделал дел. Тут, под броней, одного выстрела достаточно, чтобы всех положить, — пуля в таких условиях за долю секунды делает несколько сот рикошетов. Хорошо, если в сиденье застрянет, а если нет — хана.
— Куда ехать? — спросил Макс, ворочая рулем. Наверное, он объезжал деревья, но это было видно лишь ему одному — смотровые щелочки узенькие.
— К воде! — ответил Цуцык.
Нас хорошенько тряхнуло, я не удержался на десантном сиденье и кубарем покатился по полу. Искорка, молодчина, ухватила меня за шиворот, а то бы я к подбородку еще лоб раскроил.
Когда дождь льет за шиворот, его все проклинают, но благодаря ему воду тут долго искать не надо. Была бы хоть какая-то яма, желобок, воронка, а ливень свою работу сделает — зальет до краев. Нас снова тряхнуло, пришлось мне Искорку за ногу ухватить, зато в следующий миг послышался громкий всплеск, БТР накренило и мы увязли колесами в тине не очень глубокого болотца. Было бы поглубже, можно было бы врубить водометы и плыть, а так мобильность мы начисто потеряли. Но до того ли сейчас? Без колес мы бы ее потеряли навечно.
— Успели! — сказала Ирина.
И тут же началось… Комки сброшенной рейдерами плазмы достигли земли и начали рваться, прессуя воздух мощной ударной волной, разбрызгивая расплавленные камни и пылающие остатки деревьев. Вода вокруг нас со взрывным шипением начала испаряться, но ее здесь было больше, чем снега в Сибири, так что вся не выкипела бы. Раз десять в броню крепко врубились особо тяжелые камни, раскрошились и разлетелись с рвущим душу визгом. На какое-то время я совершенно оглох, только ощущал, как подо мной пол ходуном ходит.
Что-то пропищал наушник гарнитуры, но я не понял. Да и по фигу, все равно, пока первая волна бомбометания не иссякнет, ничего сделать нельзя. Там же снаружи ад — настоящий, не вымышленный попами, а подлинная геенна с температурой в несколько тысяч градусов. Была бы над нами броня иностранного производства, она бы уже расплавилась, канула на дно болотца бесформенным блестящим блином. А от нашей плазма отпрыгивает, словно от силового экрана, и рвется намного выше. Наверняка там омагниченность паразитная, иначе не объяснить. Надо Хеберсону посоветовать ставить на их танки защиту из мощных электромагнитов. Может, поможет. Хотя «АКМ» наш они так и не воспроизвели, несмотря на всю технологическую мощь.
Снаружи под броню начал просачиваться удушливый дым, и, странное дело, именно он меня отрезвил. Дурноватая мысль в голове мелькнула — какая разница, лежать распластавшись на полу или забраться на место стрелка и дать по тяжелым рейдерам из главного пулемета? Вообще-то не хотелось вставать, ровным счетом ничего не хотелось, пока воздух тисками плющило, но я все же заставил тело подчиняться командам мозга. Наверное, никто не заметил, как я задрал пулемет и рубанул в небо короткой очередью, а затем еще пару раз, без прицела. Навороченной зенитной оптикой я пользоваться все равно не умел, снайперу снайперово.
И тут вдруг сквозь непрекращающуюся череду ударов по ушам я расслышал мощно ухнувший взрыв — так взрывается только тяжелый «угол» на высоте двух километров.
«Ха! — думаю. — Получи, фашист, гранату! Попал!»
И снова на гашетку. «КПВТ» когда стреляет, под броней ощущения те еще. Все же четырнадцать с половиной миллиметров — мама, не горюй. Так отдается по всему организму, словно тебя черти заперли в железнодорожной цистерне и наперебой лупят по ней кувалдами. А тут еще пороховые газы внутрь…
Снова ухнуло, покрепче первого взрыва. На этот раз я и треск характерный расслышал, как от удара молнии, — видать, рейдер разлетелся на атомы всего в километре над нами.
«Плотно же они идут, — подумал я. — Куда ни стрельни — точное попадание».
И тут грохот бомбежки иссяк. Похоже, тяжелые рейдеры решили выйти из зоны моего обстрела, когда поняли, что имеют дело с российской броней.
— Саня, чертяка! — радостно крикнул Цуцык. — два тяжелых «угла» завалил!
— Одно слово — снайпер, — съязвил Андрей.
— Не расслабляйтесь! — предупредил Витек. — Живо к бойницам, а то сейчас легкие рейдеры нам дадут!
Своевременное это было замечание. Сквозь еще не утихший звон в ушах послышался характерный клекот штурмовиков, так что нас не надо было упрашивать занять позиции у бойниц. Все ожидали обстрела из плазмоганов, но что-то заставило мизеров изменить привычной тактике — они начали с «ежей». Одна за другой завыли сброшенные бомбочки, разгоняя смертоносные иглы, по броне заскрежетало, зашипело, запищало тончайшими рикошетами. Макс вскрикнул, зажав рукой пробитую ладонь.
— На пол! — успел рявкнуть Цуцык.
Над головой мерзко вжикнуло — еще одна иголка проникла внутрь через оставленную нами щель.
— Вот суки! — прошипела Искорка.
— Переждем, — прижимаясь щекой к полу, успокоил ее Витек. — Сколько «ежей» они могут тащить на себе?
Оказалось, что и впрямь немного. Только нам от этого все равно мало радости получилось. Мизеры, заразы, научились-таки отличать нашу технику от американской и поняли, что плазму на «восьмидесятку» только зря тратить. В общем, они нашли-таки способ прижать нас как следует…
В тренажерных снах я видел на «бродилах» у мизеров особые пушки, выплевывающие раскаленные металлические конусы. Такие снаряды пробивали броню, как масло, но не взрывались внутри, а начинали бить рикошетами, не в силах пронзить второй броневой слой. Сущий ад получался внутри, настоящая мясорубка. Так вот они и на легкие рейдеры поставили нечто похожее, только калибром поменьше.
