— И как это взрывать? — негромко спросил я. — Это же и атомной бомбы не хватит!
— Хватит, — успокоил меня Андрей. — Должно хватить, по крайней мере.
— Ты хочешь сказать…
— А ты думаешь, мы аммонитные шашки пришли сюда заклыдывать? Конечно, поручик выдал Цуцыку кое-что помощнее банальной химии. Иначе о чем бы они так долго беседовали, пока мы снаряжались?
— Да откуда тут бомба? — спросил я, но тут же понял, что сморозил глупость.
Уж где-где, а тут водородная бомба просто обязана была быть. Сюда ведь попадает все использованное оружие. Все! А сколько ядерных и термоядерных боеприпасов израсходовали на испытаниях за полвека? Уйму! Вот только был ли среди них носимый образец, умещающийся в рюкзаке? Вроде опыты по созданию таких штуковин велись. А раз были опыты, то были и испытания. Логично, конечно, да только очень уж неожиданно. Никогда бы не подумал, что мне придется, пусть и во сне, вести бой в условиях применения термоядерного фугаса. Это вам не под минометный обстрел попасть.
— Надо работать, — вывел меня из шокового состояния Андрей. — А то мизеры сейчас начнут выводить легкую авиацию, и нашим бронированным друзьям станет не до шуток.
Пришлось снова нырять в яму и доставать оружие со снаряжением. Выбравшись из омута, мы для верности хорошенько извалялись в жирной черной грязи, чтобы ни сканеры, ни чужие глаза не имели возможности засечь наше местоположение. От ямы с водой удаляться было глупо, на случай применения «ежей» или плазменных бомб. В общем, позиция для стрельбы выбралась как бы сама собой. Хорошая, кстати, позиция, во всех смыслах. Интересно, а как Ирина устроилась? Я постучал пальцем по микрофону.
— Искорка… На связь.
— Ну? — раздался голос в наушниках.
— Как устроилась?
— По высшему разряду. Прикинь, дупло нашла, точнехонько на Мост смотрит. Ствол такой толстый, что о «ежовых» иглах можно не беспокоиться. Разве что плазмой долбанут… Но тут какое-то озерцо метрах в десяти. А вы как?
— Как на ладони, — ответил за меня Андрей. — Правду писал Эдгар По насчет того, что, если хочешь что-нибудь спрятать, надо оставить на самом видном месте.
— В поле залегли? — хмыкнула Искорка.
— Ага. Причем возле глубоченной ямы с водой. Армагеддон можно пережить, не то что плазменную бомбежку.
— Базарить хватит в эфире! — вклинился Цуцык в наш разговор. — На вас, зоркие вы мои, вражеская легкая авиация. Если хоть один рейдер со «штырями» пропустите, танкисты будут расстроены.
— Да готовы мы! — ответил я, включая прицел, внутри зашелестел жесткий диск, загружая операционку, управляющую электронными мозгами устройства. Наконец на экране прицела проявилось изображение с четкой паутинкой наложенной сетки. Я устроился поудобнее и усилил увеличение — хотелось получше разглядеть Мост. Через мощную двенадцатикратную оптику сооружение выглядело еще более жутко — видны были узенькие бойницы, похожие на окна нашей Базы, какие-то окаймленные прямоугольными колоннами порталы… Ворота, кстати, тоже похожие на ворота Базы. Чувствовался стиль одного и того же архитектора, только Базу он проектировал в состоянии здравого рассудка, а Мост ему, по всей видимости, пригрезился во сне, причем в состоянии тяжелой формы гигантомании.
— Мост люди строили? — спросил я Андрея.
— А хрен знает, кто тут что строил, — ответил он. — Мне кажется, что наоборот — Базу тоже строили мизеры. Я думаю, они здесь аборигены.
— В смысле?
— Ну, мы пришельцы. Заснули, попали сюда. А они в этом мире бодрствуют.
— А спят где?
— Откуда я знаю?
— Понятно, — вздохнул я, снова прильнув к прицелу.
Идея с аборигенами сна мне понравилась, мне представились разные миры, в которые люди попадают, уснув. Что, если это действительно миры, по которым путешествует ментальная часть тел? Что, если сны — не просто бред парализованного сознания? Да, это и впрямь забавно. Допустим, снится кому-то, что он бредет по пустыне, и данная пустыня не плод воображения спящего, а некий параллельный мир или другая планета, где пустыня существует постоянно и объективно, вне зависимости от воли спящего, вне зависимости от того, спит он вообще или нет. Просто когда ему снится пустыня — он в этом параллельном мире, а если горы — в другом, и поскольку Вселенная наша бесконечна во всех своих проявлениях, если в ней бесконечное разнообразие мест, то и разнообразие снов бесконечно, что вписывается в общую картину мира.
Вот только почему сны так нереальны, абсурдны, нелогичны? Может, это свойство присуще не нашему мозгу, а самим мирам, по которым мы путешествуем, когда засыпаем? В сфере взаимодействия вот все до предела логично, все вообще как в жизни, хотя это точно сон — вне всяких сомнений.
И тут меня осенило. Все, что со мной происходило в последнее время, сложилось в некую, пусть зыбкую, картину мироздания. Такое озарение может быть только в критические минуты, например перед началом тяжелого боя, когда чувственное восприятие реальности обостряется до предела, когда ты словно подключаешься к невидимому каналу и получаешь через него информацию, недоступную другим образом. Я вдруг явственно представил, как то, что мы привыкли называть реальностью, окружено бесчисленным множеством все более и более тонких сфер. Чем толще сфера, чем ближе она к реальности, тем сильнее происходящее в ней воздействует на реальность, а еще точнее — взаимодействует с ней.
«Кто-то до меня уже додумывался до этого, — с уверенностью подумал я. — Иначе откуда бы взялся термин „сфера взаимодействия“?»
Если развивать теорию, то чем дальше сфера от реальности, тем она тоньше и тем менее логичны в ней законы мира, в дальних сферах совсем кавардак, там даже если стреляешь в противника из крупного калибра, он идет и идет на тебя, словно заговоренный. А сфера взаимодействия, похоже, непосредственно соприкасается со сферой реальности. Этим она и отличается от всех других. Поэтому ее и можно использовать. Конечно! Ведь Кирилл говорил, что если копнуть глубоко эту землю, то можно очутиться прямиком в собственной кровати. Интересно, это аллегория или так и есть?
Я глянул через прицел на укрепления Моста и снова поразился их чудовищному размеру. Впервые в сфере взаимодействия логика мира дала трещину — Разум отказывался верить в увиденное. Однако через секунду мне уже стало не до красот.
— Три цели, — сказал Андрей. — Воздушные, скоростные.
— Вижу, — кивнул я, плотнее вжимая приклад в плечо.
Как и предупреждал Цуцык, в ход пошла легкая авиация мизеров. Это были три рейдера, выскользнувшие из узкой бойницы и взявшие курс на четверку танков. Цели скоростные, маневренные, по таким с большой дистанции стрелять очень трудно, поскольку практически невозможно точно вычислить упреждение. А до цели, удаленной на два километра, пуля летит от среза ствола ни много ни мало — полные две секунды. Это поведение человека можно рассчитать на две секунды вперед, даже поведение самолета или вылетающей из шахты ракеты, но не кувыркающегося в воздухе рейдера. Однако недаром слово «снайпер» происходит от английского «снайп», что означает — «бекас». Бекаса бить на лету тоже не самое простое занятие. Но били, ведь били.
