Всенародная слава к писателю пришла после «Повести о настоящем человеке». Полевой стал лауреатом Сталинской премии. В Большом театре даже шла опера, сочиненная композитором Сергеем Прокофьевым по мотивам этой книги.
Ходили разговоры о том, что отношения Полевого и его главного героя были напряженными, мол, именно потому Маресьев не пришел на похороны писателя. Сам Алексей Петрович рассказывал мне, что на самом деле отношения были хорошие. И то, что он не приехал на похороны Полевого, вовсе не означало ссору или обиду. Просто, по словам летчика, в тот день его не было в Москве, и он смог лишь прислать букет цветов.
* * *
А теперь предлагаю повернуть налево и вновь вернуться на территорию, с которой мы начали нашу прогулку. В строну Центральной аллеи ведет широкая дорожка, первый памятник на которой (он будет слева) — Никите ХРУЩЕВУ (1894–1971).
Никита Хрущев был отправлен в отставку в 1964 году. Вместо правительственного особняка на Воробьевых горах теперь уже бывшему правителю выделили квартиру в Староконюшенном переулке. Там он появился всего пару раз, а жил за городом, на даче в Петровом Дальнем. Когда Хрущева не стало, власти приняли решение похоронить его на Новодевичьем. Это был первый случай в истории СССР, когда пусть и бывшего, но главу государства хоронили не у Кремлевской стены.
В день похорон на воротах Новодевичьего появилась странная надпись: «Закрыто на санитарный день». Власти, как всегда, дули на воду, и опасались провокаций, боялись, что появятся иностранные корреспонденты. В итоге именно иностранные корреспонденты на похороны и попали. Тогда как проститься с Хрущевым было много желающих. После XX съезда партии и великого доклада о «культе личности» Никита Сергеевич был настоящим героем.
Через тринадцать лет не стало жены Хрущева Нины Петровны. На памятнике написана ее двойная фамилия — КУХАРЧУК-ХРУЩЕВА (1900–1984).
Она была достойным и интересным человеком. Еще до войны начала изучать английский язык. И когда Хрущев — первым из советских правителей — отправился с визитом в Америку, Нина Петровна полетела с ним. И могла сама, без переводчика, общаться с американцами. Те были тронуты: оказывается, советские вожди — такие же люди, как они, у них есть семьи.
Рада Хрущева, дочь Никиты Сергеевича и Нины Петровны, рассказывала мне: «Мама надолго пережила Никиту Сергеевича. Ей пришлось уехать из Петрово-Дальнего. Но на улицу ее не выгнали. Дали половинку дачи — как вдове, по линии Совета министров СССР. У них в Жуковке был целый поселок, где жило много вдов и отставных. Там, например, до самой своей смерти жил Вячеслав Михайлович Молотов (министр иностранных дел в правительстве Сталина, проживший 96 лет. — Прим. И.О.). Того, что выделили, Нине Петровне оказалось вполне достаточно.
Получилось, что власти боялись Никиту Сергеевича и после его смерти. Похороны отца — тому свидетельство. Власти подстраховались: 13 сентября 1971 года Новодевичье кладбище закрыли, объявив “санитарный день”. Боялись… Хрущева, стечения народа, который на кладбище не пустили. Боялись иностранных корреспондентов, а они-то как раз и сумели попасть на похороны. Но и простые люди сумели пройти через кордоны. Есть замечательный рассказ о том, как двое писателей, дрожа от страха перед угрозой очутиться в кутузке, все-таки пробрались на Новодевичье. И описали…
Место для могилы выбирал мой брат, Сергей. Собственно, оно находится перед самой стеной. Дальше ничего не было. Тогда Новодевичье было свободно. Позже брату пришла мысль пригласить скульптора Эрнста Неизвестного, чтобы тот изготовил надгробный памятник Никите Сергеевичу.
Сергей с Неизвестным, правда, не был лично знаком, но зато контакты поддерживал наш общий близкий друг, Серго Микоян (сын другого сталинского соратника Анастаса Микояна. — Прим. И.О.). Решили просто поехать, поговорить. Эрнст, насколько я помню, сначала отказался. А потом согласился. Сказал — сделаю. И сделал очень даже хорошо.
Понравился ли памятник мне, однозначно и не скажешь. Мы на эту тему не разговариваем. Я вообще не люблю помпезных вещей — ни на кладбище, ни в жизни. Поэтому когда Неизвестный мне показывал эскизы, я прямо сказала: это все, наверное, замечательно, но не в моем вкусе. Да и окончательное решение было не за мной. Последнее слово оставалось за мамой. Ей и Сергею, наверное, скульптура пришлась по сердцу.
А у меня на этот счет свое мнение. Помню, я тогда сказала Эрнсту, что предпочла бы могилу, как у Льва Николаевича Толстого в Ясной Поляне — просто зеленый холм. Неизвестный на это заметил: моя гордыня еще больше придуманного им памятника. Что ж, наверное…
Ну а когда умерла мама, уже нам с братом пришлось решать массу проблем. Маму ведь не разрешали хоронить на Новодевичьем, а тем более памятник ставить. Господи, мы в итоге дошли до ЦК! И сегодня мама и папа похоронены вместе.
Фамилия Нины Петровны была Кухарчук. Она подписывалась по-разному, иногда и Хрущевой. А на могиле написана двойная фамилия: Кухарчук-Хрущева.
Я, как в последнее время человек с ограниченными возможностями, на Новодевичье въезжаю на машине. Там ведь не только родители, но и бабушка с маминой стороны, и сестры (это отдельное захоронение). Шесть лет назад умер племянник Никита. И теперь рядом с могилами мамы и отца — захоронение Никиты младшего и памятный знак в память о брате Леониде (ведь могилы у него нет). До последнего времени осуществить это было трудно…»
Леонид ХРУЩЕВ (1919–1943) погиб в воздушном бою.
* * *
Эпоху правления Хрущева в народе назовут «оттепелью». Так назывался роман писателя Ильи ЭРЕНБУРГА (1891–1967), похороненного неподалеку от Никиты Сергеевича.
Соавтором памятника писателю можно называть Пабло Пикассо. Когда Эренбург жил в десятых годах Париже, то был хорошо знаком с Пикассо. Как-то, уже в сороковых, они оказались вместе в Варшаве, и Пикассо нарисовал на листке бумаги портрет своего друга. Эренбург удивился — почему работа была закончена всего за несколько минут? Да потому что я тебя знаю сорок лет, ответил художник.
После смерти Эренбурга рисунок великого испанца поместили на памятник литератора.
Илья Григорьевич долгие годы провел за границей — как до большевистской революции, к которой поначалу отнесся отрицательно, так и в тридцатые годы. Самой любимой страной советского классика была Франция. Именно Эренбургу принадлежит крылатая фраза: «Увидеть Париж и умереть».
* * *
На соседнем участке — бюсты и громадные памятники советским военачальникам. И лишь одна маленькая плита, на которой выгравирована мхатовская чайка и выбито: «Михаил ЯНШИН (1902–1976)». Почему великого актера похоронили именно здесь, среди генералов и космонавтов, загадка.
