Я — человек, проживший уже немало, а по-прежнему, как в те годы, прихожу и говорю: «Спасибо». А нынешние ребята все принимают как должное.
— Как же вы театром управляете? Или он уже перестал быть «террариумом единомышленников»?
— Конечно нет! Да так везде, наверное. Я на днях купил книжку о Жукове. Прочитал там такие вещи! Среди маршалов, оказывается, тоже грызня шла, ужас! Достаточно сказать, что в какой-то момент к Жукову приехали три молодца с обыском. Так он им сказал, что, если они попытаются приблизиться, он их из пулемета расстреляет.
— Ну, там люди власть делили, а в театре-то что?
— В театре? Славу. Делят право выступить на сцене. Сцена — заразительная штука. Отрава! Хочется выйти, удивить, увлечь.
— Это правда, что каждый актер уверен в своей гениальности?
— Не думаю. Они могут сопротивляться замечаниям режиссера, но дома все равно понимают, что проморгали роль. Я, например, всегда знал и знаю, когда у меня получилась работа, а когда — нет.
— Ваше мнение с критикой всегда совпадало?
— В общем, да.
— И когда играли Трубникова в «Председателе», тоже понимали, что вас ждет успех?
— Конечно. С ходу. Я вел дневник этих съемок. И у меня там только один рефрен: «Не получится. Надо что-то делать. Где найти темперамент?» Я был в искренней панике, уж очень могучей роль была. Еще и потому, что она оказалась ко времени. Потом уже этой картины, этой линии испугались, хоть я и получил за нее Ленинскую премию. Фильм этот, правда, сейчас не показывают.
Кстати, мои родители, которые успели увидеть эту картину, отнеслись к ней довольно спокойно. Я волновался, как им понравилось. А они ответили всего одним словом: «Ничего». Вот так.
— Ваш Трубников был абсолютно бескорыстным человеком. Его деньги в принципе не интересовали. Сейчас таких людей почти не осталось. Это плохо?
— Плохо, ной. хорошо. Хорошо, потому что человек освобожден от уравниловки. Раньше получали 120 рубликов и заработать хоть копейку больше было невозможно. Концерт стоил 5 рублей, съемки — 50. Все, точка! Узнав о том, что я заработал на рубль больше, мне говорили: «Это плохо, хватит!» Я спрашивал, почему. А мне отвечали: «Нельзя, есть распоряжение».
Богатым никто не был и быть не мог. Существовало жесточайшее распределение, пайка. Я был в таких магазинах, куда никого не пускали и только избранным раздавали пайки. За мясом надо было идти в подвал магазина, и там тебе его по блату рубили. Ни дач не строили, ничего! Вы посмотрите на бывшие цэковские дачи. Это же избушки! Все мои старые друзья — директора, руководители — только сейчас начинают строить дачи. Раньше не разрешалось. Все было по распределению-распоряжению.
А сейчас гуляй, Ваня! Ну, он и загулял! А ради того, чтобы гулять, он на все готов. Хоть горло перерезать. Человек, к сожалению, все доводит до абсурда, до крайности.
— И где же справедливость?
— Она есть тогда, когда ты можешь делать все, что хочешь, никого при этом не задевая. Живешь, не мешая другим. А когда человек начинает тянуть одеяло на себя.
Сергей Аполлинариевич Герасимов как-то ставил у нас спектакль, и его любимой присказкой было: «Не надо тянуть одеяло на себя». В чем был ее смысл? Представьте себе: большая семья, одно на всех одеяло. Один потянул — другого оголил. Не тяни на себя! Но не может человек остановиться.
— Когда молодые говорят о прошлом, что, мол, неправильно жило ваше поколение, вас это задевает?
— Нет. Потому что они правы. Ошибка лишь в том, что эти молодые в тех условиях вообще не выжили бы. Они бы сразу напоролись на вилы, и этим бы все закончилось.
Мы весело жили, 120 рублей получил — и гуляй. А эти ребята деньги зарабатывают. Они ведь счастья-то мало видят. Бегают, как зайцы, ничего не успевают.
— Вы ведь артистом становиться не собирались?
— Совершенно точно. Лет до пятнадцати и не думал о театре. Все произошло отчасти случайно. Как это часто бывает в жизни. Я жил с родителями и сестрой в небольшом городе Тара, где и театра-то своего не было.
Но так случилось, что во время войны в наш городок приехали артисты из Украины. Это была труппа театра имени Заньковецкой из Львова.
Никогда не забуду, как видел на рынке, где я торговал морковкой, актеров этого театра. Они казались мне людьми из иного мира.
В Тару приехала лишь часть труппы. И потому для постановки спектаклей нужны были люди. Так возникла студия, в которую приглашали молодых ребят. Я был в их числе.
И моя судьба определилась.
Помню ли я свою первую роль в театре имени Вахтангова? Ну а как же! Спектакль назывался «Крепость на Волге», я играл Сергея Кирова. До меня эту роль играл знаменитый актер Михаил Державин (отец известного актера театра Сатиры Михаила Державина. — И. О.). Он был болен, а спектакль должен был оставаться в репертуаре.
Как я волновался! Но спектакль прошел хорошо, меня даже поздравляли.
А потом так получилось, что в скором времени наш театр должен был ехать на гастроли в Ленинград, город, которым до своей гибели руководил Киров. Это было очень ответственно — выходить перед ленинградской публикой, хорошо помнившей Кирова, в роли их земляка и вождя. Директор нашего театра придумал ход — сделать мне основательный грим. Он хотел, чтобы я вышел на сцену, а зал воскликнул: «Киров!» Директор был уверен, что после такого эффекта спектакль обязательно ждет успех.
Стали искать гримера, нашли на ленинградском телевидении. Мне сделали очень серьезный грим — щеки, скулы. В итоге я стал похож на какого-то бурундука. Но стоило мне выйти на сцену и, согласно замыслу режиссера, засмеяться — говорили, что Кирова отличал заразительный смех, — как все наклейки на моем лице разом отошли в стороны и стали напоминать огромные уши. Я тут же скрылся за кулисы, где директор резким движением сорвал грим с моего лица. Ничего, отыграли спектакль. Пусть особого триумфа не случилось, но и провала тоже не было. Вспоминаю иногда.
— Вы что-то не сыграли из того, что хотели?
— Есть чувство, что я еще что-то хотел сыграть, но уже не выйду в большой роли.
— В вашем театре сейчас идут репетиции «Короля Лира». Разве не вы будете играть Лира?
— Нет. Потому что это большая работа. И делает ее человек, находящийся в том возрасте, когда он должен работать. Лира будет играть Максим Суханов.
— Вам это уже не интересно?
— Интересно. Но я боюсь, что у меня уже не хватит сил. Самое худшее, что может быть на сцене, это когда ты видишь, что человек уже в возрасте, а все героев играет. Жалкая вещь. Уходить надо вовремя. Или играть вторые роли. Ничего страшного в этом нет. Играю я Шмагу в «Без вины виноватых» — и ничего!
— И это с вашим опытом и вашими регалиями?
— При чем тут регалии? Был такой актер Борис Смирнов, который после того, как сыграл роль Ленина, стал и в жизни вести себя, как вождь. Однажды он сказал мне, что не может позволить себе ходить без сопровождения. «Почему?» — спрашиваю. «Ты разве забыл, кого я играл», — удивленно ответил Смирнов. Позже я узнал, что он, оказывается, еще и «стучал».
